с какой это стати? Я помолвлен с Касией уже много лет, но, стоило Элиф здесь появиться, как я бросился в наши чувства, как в омут с головой. Все знают о моих чувствах к ней, но что общество подумает, когда всем станет известно о помолвке? Что я морочил голову смертной девочке, использовал ее доверчивость и неведение? Или что не сдержал слово, данное невесте — дочери самого крола? Где тут достоинство, где ты видишь в моем поведении честь! Я унизил Касию, публично выразив свое предпочтение другой, хотя она не заслуживала такого, как и Элиф, которую я сделал почти соучастницей, втянув в этот обман. А знаешь, что самое мерзкое? Я ненавижу Касию, испытываю отвращение при мысли о ней как о жене. Она никогда мне и не нравилась, но раньше терпеть свою участь было легче, пока я не увидел иной вариант развития жизни.
С силой зажала рукой рот, чтобы никто не услышал моих всхлипов.
— И это я забыл о главном.
— Матвей, не надо, это точно не твоя вина!
— А чья? Я что, похож на попечителей, которые на ходу поменяли свои убеждения, испугавшись ответственности?
— Хрусталев возненавидел ребят еще до того, как увидел! В ночь перед балом мы общались с парнями, обсуждали перевод Мутного на домашнее обучение, и Вадим со своим фирменным презрением отозвался об учениках из людей. Я его присмирил, но он все равно сорвался бы.
— Но согласись, что моя любовь к Элиф заставила его возненавидеть девушку еще больше, чем ее принадлежность к смертным. Я должен был быть рядом, должен был защитить ее!
— Ну тогда мы оба облажались, я ведь тоже за ней присматривал, и проглядел. Думал, если отвлеку Ярославу, Элиф будет в безопасности. Но основная угроза-то исходила не от Беломорской! Я ошибся, крупно ошибся.
— Ты и не должен был этого делать, я взвалил на тебя часть своей работы, и все равно не уберег, позволил ублюдку причинить ей вред. Она не жалуется, ходит на занятия, не показывает боли, но я ведь чувствую ее, как никто другой, и знаю, как она страдает! И этого не исправить! Время назад не воротишь, ей придется жить со всем случившемся, а я не могу даже поддержать ее, больше не имею права.
— Не переживай, она сильная. У нее по-настоящему драконий стержень внутри! — подбодрил друга Хельги, отчего спина Матвея дрогнула. — Верю, что она справится. Да и она не одна, у нее столько друзей! И люди, и драконы. Удивительно, скажи.
Матвей резко подскочил, меряя шагами дворик.
— Ага, друзей!
— А тут тебе что не нравится?
— Драконы, с которыми она дружит.
— Ярогнев, — понимающе хмыкнул Хельги.
— Ярогнев, — злобно процедил Матвей, пнув сугроб со всей силы. — И имечко же у него подходящее: от одной мысли о нем я переполняюсь гневом.
— А ведь было время, когда мы чуть ли не молились на него, как древние идолопоклонники, мечтали встретиться, послушать его рассказы. Ходили и хвастались потом, что виделись в столице с самым сильным драконом севера.
— Это было до того, как он начал подбивать клинья к моей Элиф!
— Будь справедлив к нему, он же спас девушку! Вадим и правда мог ее убить, ему не впервой нападать на смертных. Только благодаря Ярогневу она уцелела. Разве это плохо?
— Ты не понимаешь! — в таком исступлении я Матвея еще не видела. — Я должен был быть на его месте, это я должен был оказаться там, а теперь у него будет шанс завоевать ее внимание, и только из чувства благодарности она может согласиться стать его женой! Он сразу на нее глаз положил, я нутром это почуял, а тут у него и повод вырисовался.
Мы с Хельги одинаково раскрыли рты.
— Брат, тебя заносит куда-то не туда. Нравится она ему или нет, это одно, но жениться на ней он не сможет при всем желании. Смертные не имеют права сочетаться браком с драконами, это правило непреложно. Откуда вообще у тебя такие мысли завелись? Ты что, с ума сходишь?
Матвей помрачнел лицом, и ничего не ответил; я же сильно напряглась. Хельги не знал, что на самом деле я являюсь драконицей, зато Матвею все было известно с самого начала. Мой отец — Артемий Круторогов — сам ему обо мне рассказал, и попросил присматривать за дочерью.
Пока что мое происхождение оставалось тайной, но если это изменится, если Круторогов найдет способы остановить старую месть, если меня оставят в покое… По просьбе отца крол Казимиров, являющийся его лучшим другом, без проблем признает меня наследницей рода Крутороговых. Всегда можно сочинить какую-нибудь более-менее правдоподобную историю, настолько трогательную и драматичную, что общество с соплями умиления ее примет. Да и вообще, я — чистокровная драконица, рожденная в законном браке, а моя сила рано или поздно проявится. И тогда уже я смогу выйти замуж за дракона, кем бы он ни был.
Вот чего опасался Матвей! Он раньше меня просчитал варианты, и понял, что если Круторогов преуспеет, первым претендентом на мою руку может стать сударь Беломорский! Интересно, что об этом думал сам Ярогнев, и думал ли он об этом вообще? Строил ли он планы, или Матвей впустую ревновал, сам себя подстегивая завистью к сопернику?
— Ну все, пора заканчивать этот вздор! — Хельги решительно поднялся. — Пока ты не наделал глупостей, я напоминаю, что ты поклялся Казимирову не провоцировать больше сплетен. Тебе придется отпустить смертную, иначе крол может решить проблему по-своему. Да и зачем мучить и себя, и ее? Скоро ты перестанешь быть просто наследником, и возглавишь наконец-то семью, у тебя столько обязанностей появится, что заскучаешь по безмятежной юности! Но, как бы ни складывалась твоя судьба, Элиф там нет места. Повстречались, ты вкусил капельку счастья с самостоятельно выбранной девушкой — и хватит! Дальше каждый пойдет своей дорогой. И перестань нервничать из-за сударя Беломорского, ему точно ничего не обломится.
— Вот дритт, я это и так знаю, но ничего не могу с собой сделать!
— Игры закончились, пора брать на себя ответственность, если не хочешь уподобиться попечителям…
— Так, ты вообще за кого? Я думал мы друзья!
— Мы братья, хоть и по духу, а не по крови, — Хельги обхватил рукой правое запястье.
— По духу, не по крови, — повторил Матвей, отзеркаливая его движение.
И только тогда я поняла: они были не просто лучшими друзьями, но и побратимами! Еще в пансионате Матильды я читала об этом ритуале: драконы надрезают запястья, одновременно призывая родовую силу, и прижимают раны, чтобы их
