подстилку.
Посмотрев на часы, Тедди широко и зычно зевает:
– Блин! Мне скоро на работу! Давненько я так рано не вставал.
Я озадаченно проверяю время в своем телефоне:
– Сейчас восемь утра.
Мне еще рано идти на работу, и, решив дать себе передышку, я сажусь на холодный металлический стул рядом с Тедди. Еще одна вещь, которой я раньше никогда не делала. Не сидела во дворе, греясь в лучах утреннего солнца.
– У меня в такую рань вообще ничего не функционирует. Какую еще засаду мне готовит сегодняшний день? На, возьми свой рисунок, – небрежно добавляет Тедди, накорябав свои инициалы в нижнем углу.
Я беру вырванную из тетради страницу. Как ему удалось, приложив минимум усилий, дешевой шариковой ручкой так здорово изобразить черепаху? Я рассчитывала лишь на миленькую мультяшную картинку, а получила уникальное произведение искусства. Нужно вставить в рамку.
Его самолюбие, конечно, раздуется до невероятных размеров, но мне наплевать.
– Тедди, это просто отпад, – произношу я.
Небрежное передергивание плечами.
– Как и твой кофе.
Он открывает чистую страницу и начинает рисовать размашистыми, легкими движениями. Я вижу очертания длинного шерстяного кардигана, облегающего женскую фигуру. Приятные округлости в области груди и бедра, красивый изгиб спины и несколько преувеличенное утончение в области талии.
– А куда ты ходил прошлой ночью?
– В боулинг-центр «Мемори лейнс». Там подают обалденную штуку под названием «Франкенфрайс». И я время от времени не в силах устоять перед искушением.
– А что такое «Франкенфрайс»?
– Есть такая большая сеть ресторанов. И в каждом заведении своя версия картофеля фри. Здесь его подают с макаронами и сыром сверху… – Тедди поочередно кладет руку на руку: «БЕРИ»-«ДАЙ»-«БЕРИ». – Которые заливают подливкой, потом добавляют слой хлебных крошек, и все это отправляется на гриль. И перед подачей они кладут туда, словно торпеду, хот-дог с франкфуртской сосиской. Смахивает на собачью еду. Мы обычно ходили в боулинг вечером в пятницу после закрытия. – Тедди имеет в виду своих приятелей из тату-салона. Прокручивая фотографии в телефоне, он рассеянно бросает: – Нужно проверить, нет ли одного из таких ресторанчиков около новой тату-студии.
Тедди показывает мне омерзительную гору еды. Его друзья, сгрудившиеся вокруг, делают вид, будто блюют. Крутые парни с пирсингом и крутые девицы с самомнением.
– Видишь? – Двумя пальцами он увеличивает снимки. – Корм для собак.
Одна из девиц смотрит прямо в камеру, которую держит этот дурачок. Глаза девицы буквально кричат ему, что он божество.
Собственно, это я и имею в виду, когда говорю:
– Как отвратительно!
– Когда приходится глотать обиды и забывать о своих чувствах, это единственное, что способно помочь.
– Твои чувства, должно быть, ужасно большие и смешанные.
– Угу. Ты все понимаешь. – (Набросок, набросок.) – Как бы то ни было, ночь у меня была безумно грустной. Я вернулся домой поздно, представляя себя последним человеком на Земле. А потом нашел вещи, которые ты мне приготовила, и вспомнил, что хорошие люди есть везде.
Кстати, я положила ему только одно полотенце.
– Мне, возможно, следовало тебе сказать, но я была бы очень признательна, если бы ты не приводил сюда гостей. Но днем тебя вполне может навестить какой-нибудь друг… конечно, после того, как отметится в офисе. Я должна знать каждого, кто находится на территории. На случай чрезвычайной ситуации.
– Ну кого я могу привести в поселок для пенсионеров?
Я не могу сама поднять эту тему. Не вздумай приводить сюда никого из тех людей, что на той фотографии. Я пробила дыру в стене своего мирка, которой едва хватает, чтобы ты мог через нее протиснуться. Не заставляй меня слушать женский смех за стеной.
Тедди бросает на меня взгляд своих разноцветных глаз:
– Ой, я понял, о чем ты! Только не с такими тонкими стенами. Не стану тебя травмировать.
Он снова начинает рисовать кардиган. Считает меня ребенком.
И я защищаюсь совсем по-детски:
– Меня этим не травмировать.
Воображение уже начинает подсказывать мне, что именно я могу услышать в темноте. Скрип кровати, ритмичные удары изголовья о стенку. Женские стоны несдерживаемого удовольствия от близости мускулистого тела, прикосновений, а также от счастливой возможности быть единственным объектом желаний. Я представляю, как волосы Тедди падают ей на лицо, черным золотом разливаясь по подушке, когда он наклоняется для поцелуя.
Интересно, а что говорит в интимные моменты такой отвязный человек, как Тедди? Насколько он увлечется и как разыграется его фантазия? Он наверняка умело использует свои чары. А еще много смеется в постели.
И все это случится на моих простынях с облачным принтом.
Я даже умудряюсь пошутить:
– Ну ладно, быть может, я буду немного травмирована.
Я поджимаю губы, чтобы сдержать растущее во мне напряжение.
Девицам не удастся испытать здесь неземных наслаждений, а иначе я за себя не ручаюсь…
– Но поскольку ты, если верить Мелани, собираешься знакомиться онлайн, могу я попросить тебя об аналогичном одолжении? – Теперь Тедди, не поднимая на меня глаз, рисует пуговицы на кардигане. – Меня тоже очень легко травмировать.
– Сомневаюсь, что такой вопрос будет стоять на повестке дня. – Я показываю на себя большим пальцем.
Тедди начинает гадать, что я имею в виду:
– Твой кардиган… он останется при тебе. А под этим кардиганом есть еще кардиган, сотня кардиганов, как бумажные платки в коробке. Это кардиган целомудрия. Заколдованный кардиган.
Тедди рисует синими чернилами несколько искорок вокруг плеч и возле подола. Неужели, глядя на меня, он видит формы?
Вопреки ожиданиям дружеское поддразнивание не заставляет меня ощетиниться, точно ежик. Я должна начать привыкать к Тедди. Я вынимаю из сумки приготовленную на завтрак сдобную булочку и разламываю ее пополам. Он принимает мой дар чуть ли не со слезами на глазах. Мы сидим и едим, и я думаю о тонкой, как картон, стене между нашими комнатами.
– Сегодня вечером, когда я буду в постели… – (При этих моих словах Тедди моментально оживляется. Он престает сонно зевать, прищуренные глаза начинают блестеть. И в них снова пляшет дрожащее пламя свечей.) – А когда ты будешь в постели… – (Боже мой, его глаза становятся все опаснее!) —…мы должны будем что-нибудь громко сказать. Проверить, что слышно за стенкой. А не по какой-то там таинственной причине.
– Меня интересуют таинственные вещи. Очень. – Он проверяет время в своем телефоне. На экране – фотография неонового знака с надписью: «Всегда и во веки веков». Смахнув картинку, Тедди вручает мне пустую кружку: – Спасибо большое. Я, пожалуй, пойду.
– Желаю хорошего дня. – Меня гложет легкое чувство вины, поскольку я знаю, что ждет мальчиков сестер Парлони в первые дни работы.
– Быть может, я загляну туда чуть позже, если удастся
