тогда вдогон ехать — и то поспеем!»
Кощей поскакал, догнал Ивана-царевича. «Ну, — говорит, — первый раз тебя прощаю за твою доброту, что водой меня напоил, и в другой раз прощу, а в третий берегись — на куски изрублю!» Отнял у него Марью Моревну и увез; Иван-царевич сел на камень и заплакал.
Поплакал-поплакал и воротился назад за Марьей Моревной, а Кощея Бессмертного опять дома не случилося. «Поедем, Марья Моревна!» — «Ах, Иван-царевич! Он нас догонит!» — «Пускай догонит, мы хоть часок-другой проведем вместе!» Собрались и уехали.
Кощей Бессмертный домой возвращается, под ним добрый конь спотыкается: «Что ты, несытая кляча, спотыкаешься? Али чуешь какую невзгоду?» — «Иван-царевич приходил, Марью Моревну с собой взял!» — «А можно ли догнать их?» — «Можно ячменю насеять, подождать, пока он вырастет, сжать-смолотить, пива наварить, допьяна напиться, до отвала выспаться да тогда вдогон поехать — и то поспеем!»
Кощей поскакал, догнал Ивана-царевича: «Ведь я же говорил, что тебе не видать Марьи Моревны, как ушей своих!» Отнял ее и увез к себе.
Остался Иван-царевич один, поплакал-поплакал и снова воротился за Марьей Моревной; на ту пору Кощея опять дома не случилося. «Поедем, Марья Моревна!» — «Ах, Иван-царевич! Ведь он догонит, тебя в куски изрубит!» — «Пускай изрубит! Я без тебя жить не могу!» Собрались и поехали.
Кощей Бессмертный домой возвращается, под ним добрый конь спотыкается: «Что ты спотыкаешься? Али чуешь какую невзгоду?» — «Иван-царевич приходил, Марью Моревну с собой взял!»
Кощей поскакал, догнал Ивана-царевича, изрубил его в мелкие куски, положил в смолёную бочку, скрепил железными обручами и бросил в синее море, а Марью Моревну к себе увез.
В то самое время у зятьев Ивана-царевича серебро почернело. «Ах, — говорят они, — видно, беда приключилася!» Орел бросился на сине море, схватил и вытащил бочку на берег, сокол полетел за живой водой, а ворон за мертвою. Слетелись все трое в одно место, разбили бочку, вынули куски Ивана-царевича, перемыли и склали, как надобно. Ворон брызнул мертвой водой — тело срослось, соединилось; сокол брызнул живой водой — Иван-царевич вздрогнул, встал и говорит: «Ах, как я долго спал!» — «Еще бы дольше проспал, если б не мы! — отвечали зятья. — Пойдем теперь к нам в гости!» — «Нет, братцы! Я пойду искать Марью Моревну!»
Приходит к ней и просит: «Разузнай у Кощея Бессмертного, где он достал такого доброго коня!»
Вот Марья Моревна выбрала добрую минуту и стала Кощея выспрашивать. Кощей сказал: «За тридевять земель, в тридесятом царстве, за огненной рекою живет Баба Яга; у нее есть такая кобылица, на которой она каждый день вокруг света облетает. Много у нее и других славных кобылиц; я у нее три дня пастухом был, ни одной кобылицы не упустил, и за то Баба Яга дала мне одного жеребеночка». — «Как же ты через огненную реку переправился?» — «А у меня есть такой платок — как махну в правую сторону три раза, сделается высокий-высокий мост, и огонь его не достанет!»
Марья Моревна выслушала, пересказала все Иван-царевичу и платок ему отдала.
Иван-царевич переправился через огненную реку и пошел к Басе Яге. Долго шел он не пивши, не евши, и попалась ему навстречу заморская птица с малыми детками. Иван-царевич говорит: «Съемка я одного цыпленочка!» — «Не ешь, Иван-царевич! — просит заморская птица. — В некоторое время я пригожусь тебе!» Пошел он дальше; видит в лесу улей пчел. «Возьму-ка я, — говорит, — сколько-нибудь медку!» Пчелиная матка просит: «Не тронь моего меду, Иван-царевич! В некоторое время я тебе пригожусь!» Он не тронул и пошел дальше; попадает ему навстречу львица со львенком. «Съем я хоть этого львенка — есть так хочется, даже тошно стало!» — «Не тронь, Иван-царевич, — просит львица. — В некоторое время я тебе пригожусь!» — «Хорошо, пусть будет по-твоему!»
Побрел голодный; шел, шел — стоит дом Бабы Яги, кругом дома двенадцать шестов, на одиннадцати шестах по человеческой голове, только один незанятый. «Здравствуй, бабушка!» — «Здравствуй, Иван-царевич! Почто пришел — по своей доброй воле аль по нужде?» — «Пришел заслужить у тебя богатырского коня!» — «Изволь, царевич! У меня ведь не год служить, а всего-то три дня; если упасешь моих кобылиц — дам тебе богатырского коня, а если нет, то не гневайся — торчать твоей голове на последнем шесте!»
Иван-царевич согласился, Баба Яга его накормила-напоила и велела за дело приниматься.
Только выгнал он кобылиц в поле, кобылицы задрали хвосты и все врозь по лугам разбежались; не успел царевич глазами вскинуть, как они совсем пропали. Тут он заплакал-запечалился, сел на камень и заснул. Солнышко уже на закате, прилетела заморская птица и будит его: «Вставай, Иван-царевич! Кобылицы дома!»
Царевич встал, воротился домой, а Баба Яга и шумит и кричит на своих кобылиц: «Зачем вы домой воротились?» — «Как же нам было не воротиться? Налетели птицы со всего света, чуть нам глаза не выклевали!» — «Ну, вы завтра по лугам не бегайте, а рассыпьтесь по дремучим лесам!»
Переспал ночь Иван-царевич, наутро Баба Яга ему говорит: «Смотри, царевич, если не упасешь кобылиц, если хоть одну потеряешь — быть твоей буйной головушке на шесте!»
Погнал он кобылиц в поле, они тотчас задрали хвосты и разбежались по дремучим лесам. Опять сел царевич на камень, плакал, плакал да и уснул. Солнышко село за лес, прибежала львица: «Вставай, Иван-царевич! Кобылицы все собраны!»
Иван-царевич встал и пошел домой; Баба Яга пуще прежнего и шумит и кричит на своих кобылиц: «Зачем домой воротились?» — «Как же нам было не воротиться? Набежали лютые звери со всего света, чуть нас совсем не разорвали!» — «Ну, вы завтра забегите в сине море!»
Опять переспал ночь Иван-царевич; наутро посылает его Баба Яга кобылиц пасти: «Если не упасешь — быть твоей буйной головушке на шесте!»
Он погнал кобылиц в поле, они тотчас задрали хвосты, скрылись с глаз и забежали в сине море — стоят в воде по шею. Иван-царевич сел на камень, заплакал и уснул. Солнышко за лес село, прилетела пчелка и говорит: «Вставай, царевич! Кобылицы все собраны; да как воротишься домой, Бабе Яге на глаза не показывайся, пойди в конюшню и спрячься за яслями. Там есть паршивый жеребенок — в навозе валяется; ты возьми его и в глухую полночь уходи из дому!»
Иван-царевич встал, пробрался в конюшню и улегся за яслями, а
