источающим просто умопомрачительный запах, стоят блюдце с благоухающими ванилью круассанами и изящная вазочка, в которой тают дара шарика, судя по виду, крем-брюллешного и сливочного мороженого.
Митя, небритый, осунувшийся, выглядит так, словно бы не спал всю ночь. Глядя на него и его утреннее приветствие, вся моя ярость почему-то куда-то испаряется.
— Спасибо, — говорю я, принимая из его рук поднос.
— Маш, мы можем поговорить? — спрашивает он.
— Нет. Не сейчас. Прости. Возможно позже.
Он кивает и уходит, безропотно соглашаясь с моим решением.
Примерно через час раздаётся звонок мамы:
— Маша, здравствуй, — говорит она взволнованным голосом, — Объясни мне, что у вас происходит? Катя звонила, говорит, что ты её из дома выгнала. Бедная девочка осталась на улице на ночь глядя. Ты вообще чем думала? Как так можно с собственной сестрой-то?! Я тебе доверяла, рассчитывала, что ты поможешь ей, от беды убережёшь. А ты её, как собаку, за дверь выставила!
— О как! — чувствую, как во мне закипает ярость, — Мам, а моим состоянием ты поинтересоваться не хочешь? Не хочешь узнать, как я тут? Или тебя только Катя волнует?
— Маша, не говори так! Я тебя люблю не меньше Кати и ты это прекрасно знаешь. Что за ревность такая странная? — тяжело вздыхает мама, — Я понимаю, как тебе сейчас плохо и очень тебе сочувствую, но… то, что случилось, то уже случилось. Не исправишь же. На всё Божья воля. Доченька, я в церковь ходила, свечку за твоё здоровье поставила. Ну чем я ещё помочь-то могу?
Мама выдерживает трагическую паузу и продолжает:
— Маш, так вот, по-поводу Кати: мне кажется, что ты просто обязана перед ней извиниться. Ты с ней обошлась очень жестоко и подло. Она же даже не знала к кому за помощью обратится. Мы с папой далеко, а друзей у неё в вашем городе нет. Твоими стараниями, между прочим. Заперла её в четырёх стенах, вместо того, чтобы поводить по разным местам, с новыми людьми познакомить… Ну да ладно, что было, то было. Знаю, что сердце у тебя доброе. Надеюсь, что ты уже всё сама поняла и раскаиваешься. Катя у своего преподавателя остановилась. Вот — замечательный человек какой! Не отказал ребёнку в помощи, приютил. Даже денег за постой не взял. Представляешь!
— Искренне ему сочувствую. Надеюсь, что он о своей доброте не пожалеет.
— Что ты хочешь этим сказать? Почему ты так агрессивно к ней настроена? Сначала из дома выставила, а теперь прям-таки ядом брызжешь, — возмущённо восклицает мама.
— Почему? Ну вот с этого и нужно было начинать! Во-первых: твоя Катенька переспала с моим мужем. И не просто переспала, а по словам Мити, накачала его какой-то гадостью перед этим. Он то ли в забытьи был, то ли под наркотой, точно не знаю. Но я, почему-то склонна ему верить, — выдерживаю паузу, готовясь отражать словесную пикировку, но мама молчит, — Во-вторых: вполне возможно, что моя младшая сестрёнка и твоя любимая дочурка причастна к смерти моего ребёнка.
В трубке всё та же тишина.
— Мам, ты меня слышишь вообще? — уточняю я.
— Слышу, — отзывается она ледяным голосом, — Но уж лучше бы не слышала. Поверить не могу, что моя собственная дочь говорит все эти мерзости! Твои обвинения — беспочвенны. Маша…
Мать собирается сказать ещё что-то, но я, не дослушивая её, нажимаю отбой. Она набирает мне снова — отклоняю вызов и ставлю телефон на беззвучный режим. Так лучше. Ещё секунда и я бы наговорила ей всякого, о чём потом возможно бы пожалела. Тяжело сохранять самообладание, когда с тобой вот так вот…
Глава 24
Два дня спустя
— Маш, точно ничего страшного, что я к Паше переезжаю? Ощущение такое, словно бы бросаю тебя, — беспокоится Светлая. — Если я тебе здесь ещё нужна, то ты только скажи — останусь на столько на сколько нужно.
— Нет, Свет, не волнуйся. Я очень рада, что вы с Пашей наконец-то вышли из этого сумрака таинственности. Я уж было подумала, что вы никогда не решитесь, — улыбаюсь я, дорезая овощи, — Ну и кроме того: наверное нам с Митей сейчас тоже будет полезно побыть наедине.
Света понимающе кивает:
— Как он, кстати? Извинился хоть за то, что дурой тебя выставлял?
— Ага. И не раз… Но мне сейчас сложно сделать шаг навстречу нашему сближению. Я умом-то понимаю, что он ни в чём не виноват. Но вот не получается пока отмахнуться от того, как он со мною себя повёл. Меня же не настолько сам Катин спектакль задевает, как недоверие Мити… Обидно очень, до слёз прям. Глупости, да?
— И вовсе не глупости! Я тебя прекрасно понимаю, — Света немного мрачнеет, — Но Маша, тут два варианта: или развод, или постараться как можно быстрее простить и оставить прошлое позади. Решай, подруга, что для тебя лучше.
— Видимо буду стараться… Не могу я так легко перечеркнуть наше с ним прошлое. Между нами, но мне его реально жалко. Я же вижу, что он тоже страдает из-за всей этой ситуации, — вздыхаю грустно и добавляю, — Я для себя решила, что попытаюсь всё наладить. Ну и, согласись, доля моей вины тут тоже есть — это же я эту сволочь в дом привела… Да и вообще: когда любишь, то прощаешь многое…
— Ну вот и замечательно! Ты молодец! Но, только в своей жертвенности о себе не забывай. И я не считаю, что ты в чём-то виновата. Но давай тему закроем. Рада, что у тебя всё налаживается. Если ты счастлива, то и я счастлива.
Смахиваю проступившие на глазах слёзы:
— Давай возвращаться, Свет, а то мы и так с тобой засекретничались. Ростбиф дошёл?
— Ага, — отвечает Света, доставая из духовки ароматное мясо, — Ты ещё вина захвати и дуй к парням, а я тут эту красоту нарежу и сразу к вам.
Света вернулась сегодня в обед. Да не одна, а вместе с Пешей.
— Ребят, надеюсь, что вы не возражаете против небольшого дружеского застолья? — спросил Пашка, занося на кухню целую гору пакетов с продуктами, — Я сначала хотел у себя поляну накрыть, но… квартирка у меня маленькая… а кроме того, мне было важно, чтобы моя любимая сладкая парочка присутствовала на этом торжестве в полном составе.
— Блин, а что за праздник такой сегодня, что меня на него за мой собственный стол позвали? — недоуменно спросил Митя.
Он с самого утра был какой-то печальный и потерянный. Вчера вечером мы с ним наконец-то обсудили нашу ситуацию. Он долго извинялся за своё недоверие, клялся в любви,
