лишь метра на три.
Пока он в очередной раз начал копошиться, лёжа у двери в ванную, и охать, я пошёл на кухню. Взяв там топор для рубки мяса, который мы привезли из деревни, неспешным шагом двинулся к «любимому» дяде наблюдая его тошнотворные, паскудные, расширяющиеся от ужаса глаза.
Чтоб атмосфера не была столь мрачная, я решил спеть для расстроенного таким не гостеприимством «анкла» Эрика песню:
Раз, два, Фредди Крюгер идёт, Три, четыре, ножи достает, Пять, шесть, в оба гляди, Семь, восемь, с ним не шути, Девять, десять, распятье возьми… Раз, два, скоро Фредди придёт, Три, четыре, он сквозь стены пройдет, Пять, шесть, страшный-страшный Фредди, Семь, восемь, ты не будешь спать, Девять, десять, Фредди идёт убивать…
Такая вот незатейливая песенка из к/ф «Кошмары на улице Вязов» привела ассистента в натуральный шок и он, открыв рот застыл…
Пощадив пациента, я не стал эту «страшилку» песенку петь на английском языке дабы не усугублять «феерический» шок, поэтому ограничился переводной версией. Мрачноватый текст, вкупе с моим окровавленным — «покоцанным» видом, а также, довершающий образ злодея — большой топор, сделали своё дело — клиент созрел и завыл…
— Нет! Нет, не надо! — запричитал, заикаясь чижик — рыжик.
— Ну что б**?! Пива нет говоришь?! — спросил я, стоя над полуживым трупом, злобно улыбаясь и ногой раздвигая ему ноги.
— Нет! — хрипел единственный человек в стране ощутивший связь города Москвы с Брюсом Ли. — Не надо! Есть! Есть пиво!! Вон бери… Не надо! Пожалуйста! Я уеду! Не надо!..
Я взмахнул топором и ударил ему между ног…
Щепки паркетной доски полетели в разные стороны.
— А-а-а! — засипел дядя Эрик, пустил лужу… и заплакал.
— Фу… как не хорошо, гражданин, — сказал циничный я и поднёс топор к его лицу, а затем зарычал, глядя в ненавистную морду, — Слушай сюда, падла! Короче!.. Забирай свои шмотки и больше никогда, слышишь б**, никогда сюда не возвращайся! С моей мамой, больше никогда не общайся и не встречайся! Ты нам не нужен, впрочем, как и мы тебе. Это последнее предупреждение! Ты понял меня! Маме я найду хорошего жениха, а не такого подонка как ты! Всё понял?!
Ассистент закивал.
— Пошли, — сказал я.
— Куда? — заикающимся голосом спросил «анкл» Эрик, пытаясь отползти.
— На кухню, куда ж ещё?! Будешь писать письмо.
— Кому? — прозаикался клиент.
— Ты чего, совсем дурак?! — заорал Фредди Крюгер. — Бегом на кухню!
— А-а… Конечно, конечно. С-сейчас, — проблеяла «бедная овечка» и, вытирая слёзы, поползла на четвереньках по коридору.
Я сходил в комнату, взял с письменного стола альбомный лист и ручку. Зайдя на кухню, увидел сидящего на табуретке Эрика. Жалкий, сгорбленный и плачущий. Такого можно было бы и пожалеть, если бы… я не знал, что это за мразь!
«А табурет то придется за ним мыть», — к горлу подступила тошнота. — «Ну на***! Пусть с собой забирает! Презент, мля!»
— Пиши… Прости меня, я по семейным обстоятельствам уезжаю на Север, навсегда. Извини, я полюбил другую. Прощай. Меня не ищи. Больше мы никогда не увидимся….
Тот принялся строчить.
— Куда ты б** подписываешься — «Твой любимый Эрик!?». Ты что, совсем ох***[10]?! — в очередной раз заорал я и долбанул «любимому дяде» подзатыльник.
Через 10 минут, «анкл» Эрик покинул вдруг ставшую столь недружелюбной ему квартиру, забрав свои вещи, половую тряпку которой вытирал свою лужу в коридоре, табуретку на которой сидел, ну а я принялся за обработку ран.
Достал аптечку. Всё что нужно в ней было. А как может быть иначе? Не зря же мама работает медсестрой. Промыл раны перекисью водорода, засыпал кровоточащие раны стрептоцидом. Помазал зеленкой локоть на правой руке и забинтовал его. Да уж, видок ещё тот. Хотя, может, это и к лучшему. Так шанс, что меня запомнят в библиотеке более высокий.
* * *
Вечером же этого дня, так как мама дежурила в ночную смену, я собрался сходить в одну школу, которая находилась в соседнем районе. Дело в том, что в той жизни произошла одна история, которую я случайно вспомнил, попав сюда…
Однажды, в молодости, меня пригласил в гости один знакомый, живший в соседнем районе. Мы встретились. Он рассказал, что его пригласили играть в ансамбле.
— Круто, поздравляю, — сказал я, порадовавшись за знакомца, а сам расстроился.
«Ничего себе, настоящий ансамбль! Выступление перед публикой. Гастроли. Везёт же некоторым, а мне о таком остаётся только мечтать и гонять в музыкальной школе гаммы с утра до ночи. Ну что за жизнь такая несправедливая! Почему его? Почему не меня?! … Хнык, хнык, хнык» … — хныкал про себя я, а он попросил меня подучить его игре на гитаре.
— Да не вопрос, а где репетировать будете?
Знакомый сказал, что всё «на мази», и решил мне показать их репетиционную базу.
База, как оказалось, находилась в подвале пятиэтажного жилого дома. Когда мы туда спустились, я понял, что никакая это не база. Там сидело пять человек моего возраста. Один парень пел и играл на расстроенной акустической гитаре, что-то из репертуара типа «Мурка». Рядом, на канализационных трубах, лежали три пионерских барабана, по которым молотил какой-то пьяный тип с радостной улыбкой на лице.
В принципе, пьяны они были все. На сбитом из досок столе стояла почти пустая двух литровая банка, как впоследствии оказалось, с вином. Также лежала газета, на которой разлеглась селёдка. Рядом с ней соседствовала обгрызенная буханка чёрного хлеба и большая красная луковица.
«Вот это — студия!?» — обалдело подумал я и повернулся к сопровождающему. Тот лишь пожал плечами, а в глазах его я прочитал немой вопрос, типа: «А ты чего ожидал тут увидеть? Рояль, пианино и
