А привыкать — значит понемногу терять бдительность.
Семейству, которое приобрело билеты в роскошную верхнюю правую ложу, Донал представился сотрудником администрации театра, сказав, что находится в ложе, чтобы удостовериться, что их уважаемые зрители не испытывают никаких неудобств. Глава семейства был в полном восторге от такого внимания к нему и, выпятив грудь, наставительно заметил сыновьям, что самое главное в жизни — влияние и связи.
Его жена просто кивнула, внимательно выслушав Донала, но от него не ускользнула искорка удивления, промелькнувшая у неё во взгляде, когда она усаживалась на свое место. Дети были больше похожи на неё, чем на отца, и Донал решил, что это хороший знак.
Свет медленно начал гаснуть.
Раздался стук барабанов, зазвучала увертюра.
* * *
Первые два действия прошли в том же волшебном трансе, как и на двух предыдущих представлениях. Во время антракта Донал прошелся по зрительному залу и зашел за кулисы. Кажется, все в порядке.
Нет. Проверь ещё раз…
Лейтенант ощущал, что исполняет свои обязанности чисто автоматически, почти рефлекторно. А это уже опасный признак. Поэтому он совершил свой обход во второй раз, проверив всех работников сцены и всех исполнителей, кто попался ему по дороге. Он осмотрел осветительные леса и пространство между кулисами. Затем вернулся в зрительный зал, воспользовавшись внутренней лестницей, и прошелся по всем ложам.
Вроде все в порядке.
Антракт окончен, публика занимает места. Донал стоял у входа в зал рядом с одним из билетеров. Когда начался третий акт, он скрылся за своей портьерой, как всегда, захваченный пением дивы.
Лейтенант аплодировал вместе со всеми. И когда в четвертом акте пришло время гибели принца Тюроля, он был потрясен даже больше, чем во время предыдущих спектаклей. Дива остановилась у каменной скамьи, у которой принц когда-то признался ей в любви, и на которой теперь лежало его распростертое тело, и повернулась лицом к залу.
Подняв руки, она начала арию, и именно тогда это и произошло.
Что-то черное полетело по воздуху, и все в зале застыли.
* * *
Донал никак не отреагировал на происшедшее. Небольшая группа исполнителей на сцене, бывшие союзники принца, предавшие его, застыли, словно статуи… и только дива продолжала петь свою завораживающую арию, ничего не заметив.
Но всего через мгновение первые три ряда зрителей одновременно поднялись так, словно они все были единым телом. Донал ничего не мог сделать, он только наблюдал, завороженный, как и все остальные. Весь первый ряд зрителей сделал шаг вперед, два других ряда стали продвигаться к проходам.
Неверно взятая нота…
Транс. Должен…
Все вставшие со своих мест одновременно сделали шаг вперед. Потом второй.
Это напоминало начало какого-то жуткого танца.
…сбросить его с себя.
Словно околдованные, люди толпой продвигались вперед, тупо глядя перед собой. Мелодия оборвалась, голос дивы затих. Она стояла, парализованная не загадочным гипнозом, а обыкновенным страхом.
Нечто подобное происходило во всех других театрах. Какой-то частью своего разума, пока остававшейся свободной, Донал понимал, что все отчеты и статьи об убийствах певцов, которые он прочел, готовясь к заданию, были ложью. Сила, достаточно могущественная, чтобы подчинить себе целую сотню зрителей, способна изменить воспоминания всех здесь присутствующих.
Что-то щелкнуло у Донала внутри.
НЕТ!
У него внутри как будто что-то обломилось — навыкам преодоления транса удалось-таки взять верх, и словно громадные глыбы льды стали спадать с его тела, и вот он уже свободен.
Двигайся же!
Донал присел, внимательно оглядывая публику, но все присутствующие — даже члены его группы, даже Петров, который теоретически был защищен от гипнотического воздействия — застыли в трансе.
Ну же, двигайся!
Оркестр пребывал в полной неподвижности. Сотня зрителей вышла вперед и наступала. Донал быстро преодолел пространство, отделявшее его от сцены, и прыгнул в оркестровую яму.
Его прыжок стал чем-то вроде сигнала — все музыканты повернули головы к Доналу. На него были устремлены пустые, ничего не выражающие глаза. К нему потянулось множество рук, но ударом локтя в висок Донал сбил с ног виолончелиста, отбросил в сторону скрипачку и ухватился за край сцены.
Он вскарабкался на помост, отбиваясь от тянущихся к нему рук и крикнул:
— Скорее! Мария!
Звук собственного имени, казалось, вывел диву из оцепенения. Она стала оглядываться по сторонам, тяжело дыша от ужаса, и, с трудом передвигая ногами, начала отходить вглубь сцены. У неё за спиной принц неожиданно привстал на скамье, а все исполнители одновременно сделали шаг вперед.
Черт!
Донал бросился к диве, схватил её за талию и прошептал:
— Нам нужно бежать. Вы понимаете?
— Да…
Она должна попытаться справиться с волнением, подумал он, выровнять дыхание, но, вероятно, певческая подготовка дивы помогла ей самой преодолеть страшное волнение, сковывавшее дыхание. Она сделала глубокий вдох и сбросила туфли.
— Куда?
— Налево!
Донал продолжал держать диву за талию, пока они добежали до боковой кулисы. Здесь какой-то работник сцены протянул к ним руки, и Донал заехал ему локтем в подбородок. Они сбежали вниз по ступенькам до аварийного выхода. Донал ударом заставил механизм двери заработать. Она открылась.
Перед ними был темный переулок. Но тут сзади к ним снова протянулись чьи-то руки — хористы из предыдущей сцены. Они схватили диву за край длинного платья.
Донал повернулся и с размаху ударил ближайшего из преследователей в шею — получил! — тот замертво упал на пол, но из темноты наступали следующие. Донал саданул второго в колено, сломав ему ногу, затем схватил его за голову и резко повернул её на бок.
Дива пыталась самостоятельно отбиться от последнего из нападавших, но Донал извлек свой «магнус» из кобуры и ударом приклада сбил его с ног.
— Быстрее!
С пола к нему протянулась чья-то рука, но Донал с силой опустил ногу, раздался тошнотворный хлюпающий звук. И вот лейтенант уже ведет диву к выходу.
Выйдя на улицу, Донал присел на мгновение и затаился. Какой-то прохожий у поворота улицы вдруг застыл, по его телу пробежала дрожь, и он сделал шаг в переулок.
Тоже в трансе.
Танатос! Как далеко может простираться воздействие чар?
— Сюда!
Донал бежал вокруг театра к входу. Дива следовала за ним. Земля была холодной и твердой, а на певице не было обуви. Им приходилось быть крайне осторожными, вокруг было много осколков битого стекла, мерцавших в свете уличных ламп — остатки разбитых бутылок из-под пива.
