к вам пришел. Поговорить о чем-то хочет. Пригласить?
— Приглашай, — снисходительно соизволил я взмахом ладони.
Валентин пришел не один, притащил с собой своего друга. Того самого с кем я когда-то дрался. Лицо у друга было слегка помятое, толи пил сильно пару дней назад, то ли по морде получал. Мужчина чувствовал себя в комнате неуверенно, мялся, жал в ладони затертую кепку. Зато Валентин без особого пиетета прошел через комнату, поздоровался со мной за руку.
— Что, Валентин, привело тебя ко мне в столь ранний час? — спросил я, откинувшись в кресле.
— Да вот, Василь Иваныч, — выдохнул обреченно Пузеев, — на ваше благородство надеюсь. За друга пришел просить.
— Вот за этого? — взглядом указал я смущенного мужчину. Валентин кивнул. — Ну что ж, если пришел, то тогда давай, проси.
И Валентин, глубоко вздохнув и бросив взгляд на друга, произнес:
— На работу ему бы устроиться, Василь Иваныч. С прежней работы его выгнали, без денег оставили. Он хороший работник, как и я, слесарем может. Он хороший слесарь, ремонтировать станки может, их наладкой заниматься. А может просто на станках стоять, за любую работу возьмется. Возьмите его на работу, пожалуйста.
— А что через отдел кадров не получается? — лениво поинтересовался я.
— Там очередь, он уже полгода ждет. А ему сейчас работа нужна. У него жена, дети. Без денег совсем плохо будет.
Я вздохнул, еще раз посмотрел на друга Пузеева. Не нравился он мне, морда помятая, под глазом, похоже, выцветший фингал недельной давности. И выпить он был явно не дурак.
— Валентин, ну ты же понимаешь…, — начал, было я оправдываться, но Пузеев меня поспешно перебил.
— Он на картонной фабрике работал, когда началась эта буза с полицией. Все выкатились на улицы, стали разбирать мостовую. Построили баррикады. А потом, когда пришли солдаты и стали стрелять, то все побежали. Его знакомого там ранило, в живот навылет. Он тоже побежал. А потом ночью полиция вытащила его из постели. Рукоятью шашки по лицу ударили, и сутки взаперти продержали. Но ничего не доказали и потому отпустили. Но на завод его обратно не пустили. Сказали — раз участвовал, значит иди в другом месте работай. Дали расчет и выставили за ворота. Помогите, Василий Иванович, пропадет же. У него жена, дети.
Я прикрыл на секунду глаза. Мужик молчал, мял кепку, ждал моего решения. Наверно, Валентину стоит поверить — за друга просит. Помнится одно время и насчет Валентина у меня были сомнения — любил выпить и подраться. Но, сложилось так, что он оказался у меня на работе и я не прогадал. Приобрел ценного работника. Если его друг окажется хотя бы вполовину от Пузеевских навыков, то это будет хорошее приобретение.
— Неужели через отдел кадров так сложно попасть? — спросил я, в упор глядя прямо на мужчину.
— Очередь, Василь Иваныч, до года, — ответил Валентин. — От вас почти никто не уходит, места редко освобождаются. Я говорил ему раньше, чтобы переходил к нам, пока была возможность, но он отказывался. Сейчас жалеет.
— Тебе лет-то сколько? — спросил я напрямую у мужчины.
Тот, кашлянув в кепку, ответил:
— Двадцать восемь.
— Что умеешь?
Он посмотрел на Валентина, ища поддержки.
— Все могу. Ремонтировать могу, кувалдой махать могу… Я слесарским делом с малолетства обучен.
— Пьешь?
Мужчина обреченно вздохнул и признался:
— Бывает.
Я выразительно посмотрел на Пузеева, а тот лишь развел руки, показывая «чего, мол, удивляться». И действительно. У меня на заводе был сухой закон, за один лишь запах можно было нажить гору проблем с мастером, и потому у нас никто на рабочем месте не употреблял и через вахту в пьяном виде не проходил. Но вот кто поручиться за тех же самых работников, что они по вечерам не колдырят? Можно смело тыкать в мужиков через одного и обязательно угадаешь, что те очень хорошо относятся к бутылочке казенной.
— Валентин, — обратился я, — скажи, а ты поручишься за него?
— Василь Иваныч, я вам обещаю, что с ним проблем не будет. Он правила знает, я ему много о чем рассказывали и потому он на все согласный.
— Ну, ладно, уговорили. Только чур, Валентин, если что, то с тебя тоже будет спрос. Договорились?
— Конечно, Василь Иваныч, он не подведет. Вот увидите.
— И если его уволят за косяки, то никаких обид. Сам понимаешь…
— Никаких обид, — горячо подтвердил Пузеев, а его друг жарко закивал.
— Хорошо. Теперь идите в отдел кадров, скажите, что я попросил.
Мужчина расцвел, разулыбался. Попятился назад к двери с благодарными и суетливыми поклонами. Даже перекрестился. Но Валентин, хитрый тип, с места так и не сдвинулся. Я посмотрел на него удивленно, а он, прищурившись, попросил:
— Вы б записочку им написали, Василь Иваныч. А то ведь не поверят.
— Действительно, чегой-то я, — пришлось мне согласится с доводами и потому, подхватив со стола блокнот и перо, спросил. — Тебя как звать-то?
Мужчина еще раз прочистил горло кашлем в кепку и ответил:
— Максим Чокопаев.
И я в повелительном тоне вписал имя кандидата в записку. И только когда пробежался глазами по уже написанному, понял, что что-то тут не так.
— Подожди, — нахмурил я брови. — Еще раз — как тебя зовут?
— Максимченко Павел, — ответил он медленно, едва ли не разделяя по слогам.
Блин, вот же заскок разума. Услышал совсем не то, что было произнесено. Я даже хихикнул невпопад, чем вызвал удивление моих гостей. Записку я, конечно же, порвал и написал новую, отдал ее Валентину. И только после этого они с благодарностью ушли. А после того как Мишка приехал из своей длительной поездки, я рассказал ему о моей слуховой галлюцинации и мы вместе посмеялись. И Максимченко Павел у нас получил прозвище «Орион Чокопай» Или просто «Орион». И как ни странно, это прозвище неведомым образом просочилось на предприятие и там намертво закрепилось за бедным парнем.
Новгород сильно отличается от Петербурга. Чувствуется провинциальность. Много деревянных домов, много скотины на улице. Чем-то напоминает Кострому, только населения раза в два поменьше. Так же как и в Костроме здесь много церквей и множество не мощеных дорог. Во время дождей здесь наверняка грязищи по колено. Но, не смотря на свой налет провинциальности, мне здесь понравилось, а особенно воздух. Вроде бы какие-то сто верст от столицы, а здесь уже не было сырости, не пахло морем и ветра были не такие доставучие. Хорошо здесь летом, кругом зелень и небо ясное-ясное. Солнышко так и греет спину, ласкает лучами затылок.
Наш литейный заводик находился на самой окраине города, можно было сказать,
