женщина в Тень не собирается. Рьян ожидал, что начнет ее будить, ласково уговаривать, как только что сивого. Но вместо того девка размахнулась да влепила бабе такую затрещину, что та свалилась на пол. А потом еще и выплеснула ей в лицо холодную воду из кружки, кем-то заботливо поставленной рядом.
– Отстань! Поколочу! – Баба попыталась уползти, но Йага поймала ее за ногу, притянула обратно и хлестнула по щеке.
– Ты что это удумала?! У тебя сын маленький, а ты жизнь ему и себе гробишь?! Ну-ка вставай!
– Не встанет она, – тихо сказал мальчишка. – Разве только вы еще бутыль предложите.
Йага выскочила из избы, но не за бутылью, а еще воды приволочь. От второго умывания женщина крупно задрожала и села. Ведьма поймала ее взгляд, уже почти осмысленный, и повторила:
– Что творишь?! У тебя сын!
Живой огонек мелькнул и почти сразу потух. Хозяйка пожала плечами и легла прямо на пол. Сын – не сын… Ей уже все едино.
Лоточник попытался встать, но Рьян упер ему в лоб ладонь, не давая двинуться.
– Вы не думайте, мамка хорошая, – стыдливо оправдывался он. – Это она сейчас… А раньше! Просто как папка ушел, так и… Ну…
Рьян сжал зубы. Вот же принесла нелегкая! Теперь они нипочем не сумеют отсюда убраться. Йага заупрямится, да у него и самого кулаки чесались кого-нибудь отлупить. Только покамест неясно, нерадивого отца или пьяницу-мать.
– Разожги очаг. – Ведьма глянула на женщину так, что хоть в погреб прячься. – Рьян! Тебе говорю!
– Раскомандовалась, лекарка!
Очаг тем не менее затеплил, хоть и пришлось для того хорошенько поискать остатки дров по избе. Йага тем временем ползала по двору на четвереньках – только округлый зад в бурьяне мелькал! Набрала каких-то травок, скинула в погнутый котелок, закипятила. Рьян смотрел и не верил, что сейчас ведьма колдовством невинного ребенка отметит, а он не помешает. Да и, если уж по-честному, вовсе не ведьма замарала судьбу лоточнику. Родные отец и мать, не колдуны поганые. Люди!
– Как звать-то тебя?
Пацан шумно сопел и старался не шевелиться, чтобы не потревожить больную ногу. Он отозвался:
– Иванькой…
– Так что, Иванька, ты теперь заместо мужика в доме?
– Что это заместо? – Мальчишка возмущенно вскинулся, но застонал и повыше поднял ногу, чтоб больше не задеть. – Я взрослый муж, уж как-нибудь семью прокормлю!
Да уж. Малый, а норова на десятерых. Рьян одобрительно потрепал Иваньку по пепельной макушке.
– По шее бы твоему папаше. Неужто никак не помогает?
Иванька потупился.
– Ему не до нас нынче. Ходит вон мимо с этой своей… Даже не взглянет.
– Так что же, рядом живет и не знается? Я уж подумал, помер он.
– Да лучше бы помер! – Злые слезы наполнили глаза, но пролиться им Иванька не дал – отвык плакать. – К доярке ушел! Через улицу! И как не было нас! Ровно околдовали его… – Все-таки всхлипнул, но Рьян нарочно отвернулся, чтобы не унижать юного мужа жалостью.
– Да уж. Правда, ровно околдовали, – согласился он, чтоб не молчать.
Тут и Йага подоспела. Смочила в отваре тряпочку и не глядела, что кипяток. Остудила у окна и принялась врачевать.
– А что, – спросила она как бы между делом, – любили друг друга твои отец и мать?
Иванька расправил впалую грудь.
– Конечно! Как иначе-то дети родятся?!
Северянин прыснул, пихнул ведьму локтем, призывая вместе посмеяться, но та глянула в ответ непонимающе.
– И верно, как иначе? – сказала она. – Небось доярка та страсть как завидовала!
– Да нет. – Иванька с интересом наблюдал за перевязкой. Боль отступала, становилось лестно, что лесная красавица с ним возится. – Она хорошая тетка была. В гости часто ходила, с мамкой водила дружбу. Гостинцы приносила. Только, как нарочно, я никогда на них не поспевал – все папке скармливала.
– Как нарочно, – хмыкнул Рьян, и Йага согласно кивнула.
– Что ж, случается и такое. А скажи-ка, Иванька, – ведьма завязала примочку на узел, – отчего у вас возле порога бурьян не растет? Везде растет, а у порога плешь.
– А я почем знаю? Земля не родит, наверное…
– Наверное. Где у тебя лопата?
Мальчишка ошарашенно ткнул пальцем под скамью. Лопатой, конечно, называть эдакую утварь добрый человек постыдился бы. Но для дела сгодится. Йага вцепилась в кривой черенок, как волк в добычу, и выскочила наружу. Рьян едва нагнать успел.
– Где копать? – спросил он деловито.
А и сам мог бы догадаться: возле крылечка, у нижней сломанной ступеньки в самом деле оставался пятачок чистой утоптанной земли. Будто на весь двор рукой махнули, а здесь подчистую каждую травинку выпололи. Земля была плотная, тяжелая. Тяжелее, чем следовало быть. Ржавчина сыпалась с лопаты, трещал черенок. Ведьма пособляла: стояла рядом на коленях и отгребала выкопанное, не заботясь, что ногти поломает али платье запачкает.
Иванька прискакал следом, опираясь на стену. И как раз вовремя! Потому что металл наткнулся на что-то и переломился. Йага продолжила рыть руками. Рьян взял обломок и опустился на корточки.
– Щур, протри мне глаза! – первым закричал малец.
В яме лежал платок в красных маках. Не потускнел от времени, только земля намертво въелась в ткань. Йага плюнула поочередно на ладони, потерла их друг об друга и приблизила к свертку, точно боялась ошпариться. А ведь только что в кипятке возилась – и ничего!
Достала осторожно, стараясь не коснуться содержимого. А в платке белел кошачий скелет.
– Гадина.
Иванька едва не сверзился с крыльца от любопытства: какому мальчишке не интересна всякая дрянь, пусть даже мальчишка этот мнит себя взрослым мужем?
– Где она… живет? Доярка эта?
Рьян не узнавал задорный смешливый голос ведьмы. Хриплый, тяжелый. Слова едва не камнями падают – берегись, не то зашибет!
– Где живет, спрашиваю?!
Лоточник растерянно попятился. Кричали на него частенько, и он точно знал, что после криков жди тумаков. Но рыжий успокоил: присел на крыльцо, хлопнул по колену, приманивая мальчонку.
– Надобно нам переговорить с этой бабой, – как мог равнодушно сказал он. – Проведи к ее двору.
Иванька доверился, позволил снова взять себя в охапку.
– Вон туда, – показал он.
А дальше оставалось только бежать, потому что припустила Йага так, будто ее нечистики за пятки кусали. Яростная, задыхающаяся от скорости и злости – истинная ведьма! Ох и страшна! Недалеко от коровников налетела на какую-то нищенку. Та взглянула дочери леса в глаза, да как заорет! И немудрено! Сверкали те глаза ровно звериные, настоящее пламя в них бушевало!
Нетрудно догадаться, отчего так взбеленилась ведьма. По большой дружбе требы Тени не приносят, жертвенное зверье под чужим порогом не зарывают. Не просто так отец Иваньки
