король убедился на своём опыте.
Днём позднее до королевской ставки добрался чудом проскочивший мимо русских разъездов курьер. Новости были, прямо скажем, невесёлые: генерал Левенгаупт был вынужден уничтожить часть провианта и принял бой у деревни с наименованием Lesnaya. Об исходе сражения посланец не знал: его отправили в путь ещё до начала сражения. А ещё через пять дней король встречал своего генерала. Тот с огромным трудом сумел довести до головной армии лишь половину своего потрёпанного корпуса. Что же до обоза, то он был потерян полностью.
— Не стану кривить душой, заявляя, будто сие меня не огорчило, — признался Карл, видя, что верный Левенгаупт готов принять любую кару за свою неудачу. — Однако вы живы, и шесть тысяч славных солдат с вами. Это хорошо.
— Но что же будет есть наша армия? — сокрушался генерал.
— Как говорил Валленштейн, армия должна кормить себя сама. Именно этим мы и займёмся.
Что ж, поворот на юг напрашивался сам собой. Теперь уже неважно, настоящая грамота или поддельная. Насколько Карлу было ведомо, гетман Малороссии трусоват. Он не посмеет публично отрицать подлинность своей подписи, если вокруг его столицы встанет лагерем славная шведская армия.
— Мы идём на юг, господа, — произнёс король на совете. — Там нас ждут припасы, подкрепления и зимние квартиры. А весной, как следует отдохнув, мы покажем царю Петеру, кто здесь хозяин!
2
— … Я, Иван Мазепа, Гетман и Кавалер с Войском Его Царского Величества Запорожским, пред Богом и людьми клятву верности Пресветлейшему и Державнейшему Великому Государю, Царю и Великому Князю Петру Алексеевичу, всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержцу подтверждаю! Яко и было писано ранее, обязуюсь без прекословия подчиняться Государю православному Петру Алексеевичу и никому более! А кто станет утверждать иное, будто бы иные грамоты мною писаны, тот противу Бога и Царя идёт, лжу свою распространяя! Яко поклялся в Переяславе гетман Богдан Хмельницкий руку Царя и Великого Князя Российского держать, тако же и я клянуся, что не сойду с сего пути! На том обещаюсь и целую святое Евангелие и Святый Животворящий Крест Господень!
Чего у Мазепы не отнять, так это способности громко, красиво и убедительно толкать речи перед публикой. И этим его умением я воспользовался на все сто процентов. Зачитав грамоту, я снял шапку, прилюдно перекрестился и поцеловал поданные главами батуринского священства евангелие в дорогом окладе и тяжёлый серебряный, богато украшенный крест.
Тишина на площади стояла такая, что муха пролети — услышат. Многие диву давались: что это на гетмана нашло, если он затеял ещё раз прилюдно подтверждать свою верность царю. Кто-то наверняка вспомнил поползшие по городу слушки, будто Иван Степаныч к шведам надумал перекинуться. В этом свете моя клятва выглядела уже логичнее: слухи надо было пресечь в зародыше. Но удивил я всех без исключения, даже полковника Келина, который тоже присутствовал при клятве. Ну не было времени с ним поговорить, что поделаешь. Зато теперь есть хороший повод побеседовать с глазу на глаз.
Признаюсь честно, это был чистой воды экспромт. Я про клятву. Полковник не дурак, сообразит, что что-то здесь нечисто, и сам придёт проситься на приём. И тогда… Тогда я выдам ему ещё один экспромт, родившийся буквально только что, пока зачитывал свою грамоту.
Когда придут шведы — а они после моего фокуса точно явятся — Батурин нам с ним не удержать ни порознь, ни вместе. Надо уходить, уносить припасы, сколько сможем, а что не сможем уволочь, спалить нафиг. Я уже шепнул Дацьку, которому прочил должность обозного, чтобы готовил телеги и начинал вывозить провиант. Куда? А попробуйте догадаться. И если бы только Карла теперь стоило опасаться… Нет, Батурин — плохое место для обороны, не удержим.
«Начинаю понимать, что ты задумал, — у меня в сознании раздался мысленный голос „реципиента“. — Ох, Георгий, по какой тоненькой жёрдочке ты идёшь. Гляди, подломится под ногами».
«Кто не рискует, тот не побеждает, — ответил я. — Сделай одолжение, посиди пару часов молча. Разговор с полковником будет очень серьёзным».
Заварил я тут кашу. Несите большую ложку, буду расхлёбывать.
Глава 11
Взгляд со стороны.
…Два войска, стронувшись с места, двигались на юго-восток, параллельно друг другу. Обоим армиям на пятки наступал не враг, а сама природа, ведь осень на дворе. Даже тёплая малороссийская осень способна огорчить многотысячные колонны военных с обозами дождём и раскисшей дорогой, а затем внезапным похолоданием.
Впрочем, королю Карлу Шведскому было проще. Его без преувеличения железные каролинеры умели совершать быстрые марши в любую погоду. А утрата обоза Левенгауптом в какой-то степени даже упростила передвижение. Другое дело, что полуголодные люди и лошади сильно сбавили темп. Приходилось время от времени посылать провиантские команды, чтобы те реквизировали продовольствие у местных крестьян. Местные крестьяне, что неудивительно, этому противились — кто как мог — а это означало неизбежные стычки со шведами и, как следствие, печальные последствия для здешних жителей.
Слухи о том, что пришельцы из далёкой Скандинавии режут православное население, распространялись быстрее пожара. И вскоре провиантские команды стали натыкаться на крестьян, вооружённых уже не вилами, а дубинками и кистенями.
…Среди местных жителей волнами ходили разнообразные слухи. Но самым удручающим стала новость о том, что гетман Мазепа прилюдно поклялся в верности московскому царю, а прочие грамоты объявил подложными. Зная этого прощелыгу, Карл готов был поклясться, что к такому шагу его подтолкнуло наличие русского гарнизона в Батурине. На деле же гетман наверняка играет в какую-то свою игру, надеясь при помощи шведских штыков сделаться вассалом далёкой метрополии — чтобы пореже наезжали проверяющие. Карл дал себе зарок, что как раз в Батурин королевские инспекторы станут теперь наезжать вдвое чаще, чем в Бремен. Таких — себе на уме — вассалов, как малороссийский гетман, нужно держать в ежовых рукавицах, чтобы не возомнили о себе слишком много.
Оставалась самая малость — выбить русский гарнизон из Батурина. При наличии основного корпуса численностью более чем в четыре десятка тысяч воинов это представлялось блестящему молодому королю-полководцу несложной задачей.
1
«…А ты разведай, что говорят, и мне отпиши. Стерегтись я повинен, ибо оставленный князем гарнизон всё же сила. Вот ежели б ты пятьдесят тыщ казаков мне привёл, тогда иными словами можно было бы с ними говорить…»
Это не письмо — цидулка, то есть записочка. Верчусь, как уж на горячей сковородке. Меншикову пишу одно, Орлику другое, Станиславу Лещинскому
