какой такой глупой мысли я решила поддержать её снизу и все-таки донести. Ну, упала бы она. Ну, был бы страшный грохот, и остатки раскаленного масла разлетелись бы по всему полу. Ну и что? Но, по-видимому, общий страх привлечь к себе внимание и подвести всех сыграл свою роль. И я схватилась за дно, поддерживая её, все-таки донося до мойки. Только вот плюхнув её в наполненную водой раковину, я с ужасом разглядывала свою руку, на которой стремительно набухал довольно большой пузырь. И только теперь пришла боль. Очень хотелось взвыть, но тем самым я бы точно себя выдала, поэтому пришлось стиснуть зубы, и сунуть руку в воду в надежде хоть немного её остудить.
И тут, подняв мокрые от слез глаза, я увидела застывшего на противоположном конце кухни Габби. В его глазах был такой ужас, что мне самой вдруг стало страшно. А он вдруг отмер и бросился ко мне. Так, сейчас он что ни будь, натворит! Надо бросать эту сковородку с посудой и бежать. Поэтому я поспешила ему на встречу, но по другому проходу между столами. И вот на середине кухни мы встретились, но между нами был стол. И я, не замедляя шага, полетела к выходу в надежде, что он сообразит и пойдет за мной. А в кухне в это время царила обычная суета большого приема. Поэтому на нас, как мне хотелось верить, никто не обратил внимания. Я вылетела из кухни и только теперь притормозила, не зная, собственно, куда мне дальше.
И тут на меня, едва не сшибив с ног, налетел Габби. И куда-то потащил. Но так как тащил он меня прямо по коридору, а он тут был один, я не возражала. Пока мы не вывалились в большой холл. И тут уже я, схватив его за рукав, утянула за огромную портьеру, свисавшую с потолка огромными складками до самого пола. Она была такая большая и тяжелая, что совершенно точно скрывала нас от посторонних глаз. И спрятавшись таким образом, я ему на самой сказала громким шепотом:
— Габби! Немедленно прекрати истерику и соберись. Если ты хоть как-нибудь нас выдашь, я куплю такую же сковородку и посажу тебя на нее, раскалив перед этим. Задница надолго запомнит.
Ну, слава Создателю. В его глазах хоть появился проблеск здравого смысла и ушла паника. Наварное он представил, как сидит на сковородке, потому что даже попытался мне улыбнуться как-то кривовато.
— Тебе очень больно, Клари? Дурацкая была идея. Прости нас. Давай все отменим и домой? Там и боль снимем, и врача вызовем. Да и у мамы лекарства на все случаи жизни есть, — зашептал он. У меня создалось впечатление, что он сейчас заплачет.
— Габби! — шепотом гаркнула я. — Ну-ка собрался. Перестань выть, как молоденькая неска. Я тебе отменю. Никому о происшествии не слова. Мы продолжим и проберемся на второй этаж! Вот прямо сейчас и начнем!
— Но должен же был Себ? — прохныкало это чудо. Вот совершенно точно знаю, что когда их вытащили из реки зимой в мороз и потом отогревали, он не ревел, а они тогда были еще маленькие. А сейчас совсем расклеился.
— А пойдешь ты! И прямо сейчас! — с этими словами я аккуратно выглянула из-за портьеры.
Холл, в котором мы оказались, был центральным в огромном особняке. Из него вело несколько дверей, в данный момент распахнутых. Потолок подпирали большие колоны, увитые резьбой, и венчало всё великолепная лестница, ведущая на второй этаж. Как раз по ней нам и нужно было подняться. Но только вот освещена она была огромным количеством огней. Да и в сам холл из дверей постоянно кто-то выходил. Уже чудо было, что никто не заметил, как мы юркнули за портьеру. Их, кстати, тут висело две. Симметрично друг дружке они обрамляли вход в одну из зал.
То официант пробежит с подносом в бальную залу, то гость или гостья выйдут в холл непонятно, зачем. Вот музыка же играет. Танцы. А их в холл тянет. Еще и одна из дверей вела по всей видимости в дамскую комнату. А портьеры обрамляли вход в зал с игральными столами. Но все-таки я заметила, что иногда холл ненадолго оставался пустым. Этого времени категорически не хватит, чтобы незаметно подняться по лестнице. Тем более мне в форме поваренка. Я осмотрела Габби. А вот официант вполне сойдет за слугу. И мало ли, зачем он идет наверх. И тут в голову пришла мысль: если меня нельзя провести, меня надо пронести.
— Габби. Аккуратно меняемся местами, и когда никого не будет в холле, протягиваешь руку и дергаешь со стены вон тот ковёр, — прошептала я.
— Клари, это гобелен. И зачем он нам? — послушно меняясь со мной местами, спросил Габби.
— Однажды Клеопатре нужно было предстать перед Цезарем и соблазнить его. Она приказала завернуть себя в ковер и доставить Цезарю, — доступно объяснила я.
— Клари, ты гений, — Габби кажется, пришел в себя, потому что дальше ему моя помощь была не нужна.
Он резким движением сдернул гобелен и ловко запихнул его к нам за портьеру. По всей видимости, раньше тут стояли статуи, потому что было в стене углубление служившее одновременно и постаментом. Статуи убрали, а ниши занавесили. Вот на место этой статуи я и встала, пока Габби аккуратно заматывал меня в гобелен. Теперь главное не чихнуть.
— Ты, главное, не беги. А иди неторопливо, как будто так и надо. Вперед! — подбодрила я его.
Мы какое-то еще время постояли в нашем укрытии. По всей видимости, Габби выбирал время, чтобы выйти. А потом меня медленно и величественно понесли по ступенькам вверх. Я прикладывала все усилия, чтобы не чихнуть, и все время ждала, что вот сейчас Габби окликнут. Но время шло, а мы все шли вперед. Все были заняты, и никому до нас дела не было. Наконец меня опустили на пол и принялись разматывать. Я уселась на полу и осмотрелась.
— Это должно быть одна из гостевых спален, — прошептал Габби.
— Давай постелем ковер на полу ровно. Как будто он тут и должен лежать, — внесла я предложение.
— Это гобелен, Клари. Он не может лежать на полу, — возразил Габби, а сам стал аккуратно расправлять складки и выравнивать его по центру спальни.
— У богатых свои причуды. Может ему петух клюнул по темечку, и он так распорядился.
— Клари? Какой петух? По какому темечку? У графа нет петухов.
— Нет, так будет! Ему их Шамаханская царица подарит.
— Кого их? И какая еще царица?
— Петухов. Ой,