рушил он все на своем пути: сараи, деревянные бараки, ветхие домики, старые деревья, заборы и плетни! Как быстро он поворачивал пушку во все стороны, выискивая места, через которые можно прорваться. А что было, когда мой приятель останавливал танк, чтобы закурить, любо-дорого посмотреть. Он вставал посреди площади, открывал люк, высовывал голову, озирался по сторонам, чтобы увидеть, где он, глотал свежий воздух и закуривал сигарету. Вокруг него собирались дети, юные девушки бросали ему цветы, а он с достоинством смотрел в небо и обозревал окрестности с видом освободителя. Вечером он ставил танк в своем сарае в соседней деревне и засыпал его сеном. Затем мирно ложился рядом с женой и детьми. Как ни в чем не бывало, как будто он не ездил по лугам весь день. Утром вставал, надевал форму танкиста и шел на работу.
От постоянной езды на танке у него одеревенели правая рука и левая нога, так что во время следующего медицинского осмотра у него не получилось стоять на одной ноге и попадать по носу указательным пальцем одеревеневшей руки. С тех пор мы стали лучшими друзьями, и это подтверждается тем фактом, что мы вообще никогда не видимся и не навещаем друг друга. Но в любом случае глубоко внутри меня таится чувство, что он — единственный человек, который в данный момент, может быть, думает обо мне и задается вопросом, что я делаю и где нахожусь. Если я напишу или позвоню ему, то где бы он ни был на Земле, он в любой момент придет мне на помощь. У нас депрессии разного типа. У него от долгого вождения танка, у меня от долгого разглядывания танка. В любом случае, мы настолько отдалились друг от друга, что стали фактически неразлучны. Но я не могу позвонить ему и сказать, в какой ситуации нахожусь, потому что не уверен, как он отреагирует на мой звонок, но, зная его характер, могу с высокой долей вероятности предположить, что он пошлет меня к чертовой матери.
Второй в списке тех, о ком я вспомнил, была Марта.
Вообще-то, проклятая тишина, в которой я очутился, когда Веда и Божо задремали, прижавшись друг к другу, такая тишина, которая царит только ранним утром в воскресенье, тишина, из-за которой я не мог заснуть, напомнила мне о молчании Марты.
И вправду, почему она перестала со мной разговаривать? Если бы она по-прежнему говорила со мной, пусть даже монологами, я бы не оказался там, где я нахожусь сегодня. В любом случае, я убежден, что молчание Марты, то есть прекращение какого-либо общения со мной, согласно моему анализу, носит или психологический, или социальный характер, кроме того, ее поведение частично является следствием унаследованных ею черт характера, что не является необычным для положения женщины в традиционной среде.
Например, так же молчали ее бабушка Митра и ее мать Ангела. Но эти два молчания, то есть три молчания — разные по своей сути. Например, бабушка Митра, когда была маленькой, должна была молчать в силу традиции. Ей приходилось молчать, когда говорили старшие: молчать, когда говорил ее отец Крсто, ее дед Ламбе, дядья Петре и Георги, сваты Андреа и Спиро, кум Васил и так далее.
К сожалению, в этом смысле ситуация по женской линии была для нее не намного лучше. Ей также приходилось молчать, когда говорила ее свекровь, говорили золовка, кума, крестная мать и так далее. Пик ее молчания пришелся на время Первой мировой войны, примерно на 1917 год. Баба Митра не могла точно вспомнить год, но помнила связанное с этим определенное событие, поэтому после небольшого исследования мне удалось установить датировку вполне точно. Так что это было не тогда, когда выстрелила первая винтовка, и не тогда, когда войска проходили через их деревню, а когда над их деревней пролетел дьявол с черными крыльями. Меня, как аналитика повседневной жизни, поразил этот факт, и после недолгих поисков информации в электронных СМИ я пришел к выводу, что весьма вероятно в том году птицы, покинувшие Европу во время Первой мировой войны, пролетали над их населенным пунктом. Они летели такой темной и компактной стаей, что затмили небо над деревней, летели тучей, напоминавшей тело дьявола с рогами и трезубцем.
Именно тогда, то есть когда дьявол пролетел над нашими краями, она впервые увидела своего мужа Зеко, и с этого момента, как того требовал обычай, она должна была молчать еще три года. Но что такое три года по сравнению с бесконечностью вселенной и звездного неба?! Так сказала себе бабушка Митра и стиснула зубы. Когда эти три года прошли, она произнесла такую речь, какой на наших просторах никогда еще не слышали и не представляли возможной. Она не останавливалась до 1989 года, когда покинула этот мир.
Но молчание перешло к ее дочери Ангеле, матери Марты, правда в совершенно другой форме и в совершенно другом, неожиданном, облике, который можно коротко охарактеризовать как сопротивление. В отличие от бабушки Митры, которая молчала, подчиняясь обычаю, Ангела молчала, сопротивляясь. Это были времена в середине XX века, когда все боролись как умели и как могли. Согласно устной легенде, ее схватили оккупанты, но она сопротивлялась им при помощи молчания, не желая предавать своих товарищей. Это событие потом вошло в учебник истории для седьмого класса.
Молчание Марты полностью отличалось от молчания — по традиции — ее бабушки Митры и молчания — с целью сопротивления — ее матери Ангелы.
Ее молчание было вызвано социальной несправедливостью, с которой общество относится к слабым и хрупким людям вроде меня. Можно сделать вывод, что Марта выступила с почином — первой в наших краях подала пример эмансипированного молчания. Ее молчание — это прежде всего результат процессов, происходящих в современном мире, и оно основано на принципах нового мирового порядка, рыночной экономики, прав этнических и сексуальных меньшинств. И что самое главное — оно было направлено и сейчас направлено против меня. Так что молчание Марты в моем присутствии — результат ее полной открытости навстречу другим и окружающему ее миру. Не найдя во мне подходящего реципиента, с которым она могла бы поделиться своим феминистским опытом, она предпочла замолчать. Вот и все.
17.
Рассвело.
В комнатушке, в которой мы спали, воздух стал
