не издавать звуков. Везденецкий перевел взгляд на Аню, та покачала головой, и стало понятно, что Катина мать мертва.
— Кто?
— Никто. Она умерла еще в грузовике, от холода, как и многие из нас. Некоторым удалось отогреть друг друга и Катю.
— В вагон, — скомандовал Везденецкий, понимая, что не было времени на психологическую помощь.
Митя, выполнив приказ Везденецкого, смог стать "капо", потому они встретились на улице, когда Митя делал вечерний обход. Укрылись за бараками, засев за грудами строительного мусора.
— Саня, я тебя шукал как раз, — Митя попытался оправдаться. — Но тут немцев как собак не стреляных.
— Всё хорошо, — успокоил его Везденецкий. — Где Вагнер?
— В доме за лагерем. Тут он только днем бывает, или поздним вечером.
— Надо нанести ему визит. Невежливо уходить не попрощавшись.
— А я що? Веди. Ты командир.
И они направились к депо, по пути устранив пару немецких патрулей. Шуметь нельзя было до последнего, но Везденецкий не планировал уходить тихо. Он хотел оставить фрицам, в особенности Вебберу, явственный сигнал: "Прячьтесь, твари. Я иду по ваши души".
Митю он загнал в вагон, плотно закрыл дверь, а затем вышел под открытое небо и запрыгнул на крышу депо.
Железная дорога уходила в две стороны.
Одна часть пролегала между бараками и уходила к воротам лагеря, а вторая пролегала через небольшие пшеничные поля и скрывалась в кирпичной стене. Поля почти не охранялись, хотя неподалеку тоже были бараки с военными заключенными. Их даже прожекторами не удосуживались высвечивать, значит охраны там было не в пример меньше. Военных заключенных мучали голодом и ежедневными побоями, так что немец не видел в них угрозы.
Туда и надо было толкать.
Везденецкий сорвал замок с тыльных ворот, распахнул их, и вернулся к вагону, схватившись ладонями за покрытый инеем буфер. Послышался вой сирены, над темнотой лагеря вспыхнул красный сигнальный огонь, высветивший здания и вырвавший охранников из дремоты.
Кто-то нашел обезвреженный Везденецким и Митей патруль.
Время будто бы ускорилось. Везденецкий старался не слушать крики немцев, доносившиеся со всех сторон, и толкал. Труднее всего было сдвинуть вагон с места. Стоило упереться, как мышцы тут же вспухли от напряжения, в голове зашумело, но колеса со скрежетом поддались. С каждым метром вагон становился все легче, и, поскольку железная дорога пролегала под небольшим наклоном, инерция стала делать свое дело.
"Черт. Маловато еще дури в теле. Время нужно" — подумал Везденецкий, понимая, что толкнуть вагон, пусть и с помощью определенных рычагов, даже простой, но безумно крепкий атлет смог бы.
Едва-едва Везденецкий успел забраться на крышу вагона и вцепиться в поручень, чтобы не слететь.
— Держитесь! — крикнул он. — Схватитесь за цепи!
Вагон под Везденецким дрожал, стучал колесами, гремел сцепкой на весь лагерь и мчался к стене подобно тарану. Остановить его можно было только танком, но бронетехники в этой части лагеря, к счастью, почти не было. Правда рядом с бараками военнопленных высились пулеметные вышки, с которых по вагону тут же открыли перекрестный огонь.
— Твою мать! — Везденецкий вжался в крышу всем телом и прижал щеку к холодному железу. Пули засвистели над головой, со звоном бились об броню и рикошетили, выбивая веера искр.
Пуля, быть может, и не взяла бы его, но желания найти укрытие под обстрелом и лишний раз не поднимать головы закрепились в Везденецком на уровне рефлексов. Правда, стрельба в какой-то момент внезапно прекратилась. Он не хотел выпрямляться и рисковать, но этого не нужно было делать. Когда вагон проносился мимо поля, за которым высился барак, было видно, что побег Везденецкого решили использовать другие заключенные.
"Ай да Вагнер! Ай да сукин сын!" — весело подумал Везденецкий.
Комендант точно предупредил военных пленников, что этой ночью планируется побег. Они дружно вырвались из барака и несколько узников залили пулеметные вышки порошком из огнетушителей, ослепив пулеметчиков.
Пленные русские вояки, очертя голову, бросили на высоковольтное ограждение доски, вырванные из пола, и под обстрелом стали перелезать через ограду. Кого-то убивало током, кого-то пулей, но узники не собирались сдаваться. Лучше умереть от выстрела, чем быть замученным до смерти голодом или пытками. То же самое, судя по всему, творилось и с другой стороны.
Вагон на полной скорости врубился в стену, разорвал колючую проволоку и разбросал обломки кирпичей по сторонам, будто осколки.
Колеса соскочили с рельс.
Везденецкого потянуло в право и бросило в снег, когда вагон с грохотом завалился на бок, заскользив по заснеженному холму.
В лагере послышались выстрелы. Скорей всего пленники уже завладели оружием немцев, прорываясь к бреши в стене, что было Везденецкому только на руку.
Он вскочил и бросился к вагону, ногами проламывая наст. Когда оказался на месте, раздраженно ругнулся сквозь зубы. Слева и справа, в полях, мелькнули фары бронетранспортеров. Послышалась пулеметная дрель, пули выбивали из снега белые фонтанчики в считанных метрах от Везденецкого, но он не дрогнул.
Не за себя надо было переживать. А за Катю, Митю и Аню. Их, в отличие от него, пули от "МГ" возьмут на ура.
"Так брось их здесь, и всё! Важнее выполнить задание!" — мелькнула мысль в его голове, но он тут же осекся.
Именно это отличало русского солдата от немецкого. Боец вермахта ради германии был готов пренебречь чем угодно, сделать что угодно, чтобы либо выполнить приказ, либо спасти собственную шкуру. Русский солдат, в большинстве своем, так не мог. Человеческая жизнь для него была превыше всего, от чего снова вспомнилась фраза: "Сам погибай, а товарища выручай!". Да, советские бойцы были готовы погибнуть за родину, что казалось иррациональным современным подросткам 2021 года, но они никогда не отличались радикальностью в поведении по отношению к другим.
Везденецкий решил спасти друзей. Так надо было сделать хотя бы потому, что Катя и Аня помогли ему бежать.
Одно дело толкать вагон по рельсам, но совсем другое — перевернуть его и дать пассажирам освободиться. Тут он уже мог не справиться с весом, но всё равно, не взирая на пулеметный обстрел, схватился за края крыши и так напрягся, что глаза покраснели от полопавшихся капилляров.
— Агрх! Давай, Саня! — подбадривал он себя, на его шее вспухли жилы. — Это как становую тягу делать! Ну! А-а-а! Поднажми!
Глава 10. Уроки немецкого
Светила яркая луна, делая поверхность рыхлых сугробов своеобразной лампой, укрывшей равнину подсвеченным белоснежным покрывалом. Перевернутый вагон, да и сам Везденецкий, выделялись на его фоне отчетливым темным силуэтом и были отличной мишенью.
Немецкий полугусеничный броневик пробирался через снег, наст с хрустом трескался под ведущими
