И как теперь добраться до злосчастной шубы?..
— Зоя! Зоя! Это я! — радостно «прокричала» громким шепотом Ева, подзывая рукой вышедшую из флигеля горничную. Вцепившись пальцами в витые прутья забора, едва не со слезами на глазах уставилась на шикарный белый особняк, в котором ещё совсем недавно она была хозяйкой. А вон там, на третьем этаже, окна её спальни…
— Ева Сергеевна, что вы здесь делаете? — озираясь по сторонам, Зоя подошла ближе. — Сильвестр Рамирович сказал, что вы здесь больше не живёте, и что если вдруг вы появитесь…
— Зоя, послушай, мне очень нужны мои вещи, — перебила её Ева и выдала из своего арсенала самую милейшую из улыбок. — Мы с Сильвестром немного повздорили, и я ушла…
— Он сказал, что выгнал вас, — упиваясь резкой сменой ролей, ехидно выдала горничная, припомнив, с каким упоением её унижала бывшая хозяйка.
Ева досчитала мысленно до пяти и снова натужно улыбнулась:
— В общем, не важно. Зоя, пожалуйста, собери в сумку мои вещи и принеси. Я буду ждать тебя здесь.
— Простите, но хозяин запретил с вами разговаривать, — резюмировала Зоя и, развернувшись, уверенно пошла к дому.
— Но мне очень нужна моя одежда! Позарез! Иди сюда, кому говорят! — зло прокричала Ева, ударив ладонями по прутьям.
— Ничем не могу вам помочь, — не оборачиваясь, бросила девушка, шагая прямиком к особняку.
Нет, так дело не пойдёт. Потратить столько времени на дорогу сюда, чтобы уехать ни с чем? Ну уж нет! Тупая заносчивая полотёрка! Ева всегда знала, что эта мымра ей завидует, но рожей не вышла, чтобы занять её место. Если вдруг она когда-нибудь сюда вернётся, то непременно устроит этой конопатой пигалице райскую жизнь, но сейчас, глядя на удаляющуюся фигуру прислуги, Ева по-настоящему запаниковала. Нет, агрессией она сделает только хуже. Остался последний беспроигрышный вариант...
— Зоя, Зоечка, пожалуйста, мне больше не к кому обратиться!
Девушка замедлила шаг, но не остановилась. Ева перебежала к другому отсеку забора и состроила жалобную мину.
— Я знаю, что вела себя с тобой как последняя сука, прости меня. Я порой бываю такой несносной. Каюсь — я сейчас в полной заднице, Сильвестр выгнал меня из дома без гроша в кармане, мне приходится ночевать на вокзале…
— На вокзале? — ужаснулась девушка, обернувшись.
— Да, у меня нет другого выхода! Сильвестр лишил меня всего! Знаешь, когда я последний раз ела? — выдержав театральную паузу, выдохнула: — Позавчера!
— Боже! Это же… это же ужасно!
Попалась!
— Да, теперь ты меня понимаешь? Сильвестр третировал меня всё это время, поэтому я была такой дёрганой, злой, раздражительной. Он запрещал мне общаться с прислу… со всеми вами! На самом деле ты мне всегда нравилась, но сама понимаешь — идти против воли Омарова я не могла.
— Конечно, конечно, я понимаю, — проникновенно закивала Зоя, находясь по ту сторону забора.
— Будь любезна, помоги мне — принеси немного вещей, самую малость: несколько пар джинсов, кофточки, летнее платье от Бруно Фератти и, самое главное, белую шубку. Обязательно, не забудь шубку, слышишь? Мне же нужно в чём-то ходить, ээ... зимой.
— Разумеется, Ева Сергеевна.
— Давай, я спрячусь где-нибудь здесь и тихонько посижу, а ты в это время соберёшь мою одежду, хорошо? А ещё, — Ева набралась наглости и понизила тон: — там в спальне на косметическом столике стоит шкатулка с драгоценностями, вытащи оттуда серьги с бриллиантами, пару колец и золотых браслетов… А впрочем, ничего не вытаскивай, неси всю коробку, я потом сама разберусь. Ну так что, ты поможешь мне?
Сочувстующее личико горничной сменилось маской неподдельного презрения:
— Нет!
... и пошла обратно к дому.
— Зоя! Зоя, мать твою! Вернись! Сука! Чёртова сука!
— Ева Сергеевна, как вы сюда попали? — на её крики бежал охранник. — Сильвестр Рамирович с меня три шкуры сдерёт, когда узнает, что вы здесь были! Идёмте отсюда! Уходим-уходим! — оттягивая её от забора, паниковал Пётр.
— Ты такая же продажная шкура, как и эта девка! Я знаю, чем вы занимаетесь с ней в летнем домике, я всё видела, но молчала, потому что я не крыса! Я не как вы! А ещё я знаю, что ты дрочишь на мулаток во время рабочей смены!
— Ну знаете, попрошу, — впалые щёки охранника покрыли алые пятна, он явно не ожидал, что его интрижка с горничной и маленькое хобби станут достоянием общественности. Больно схватив Еву за предплечье, вывел за территорию дома и оставил у дороги. — Так и быть, я никому не скажу, что вы были здесь, но если вы хотя бы ещё раз здесь появитесь…
— Пошёл к чёрту, долбаный задрот! Пошли вы все к чёрту! Скоро я вернусь и устрою вам райскую жизнь! Попомните моё слово! — орала вслед его удаляющейся спине, ощущая себя до смерти униженной.
Хотелось рыдать, рвать на себе волосы, проклинать жизнь, Омарова, Оскара, себя… Что теперь будет?
Ева плелась вдоль дороги, с сожалением глядя на растоптанные пыльные балетки, презентованные бывшей подругой.
Она нищая, бомж! Обуви своей — и то нет. Когда-то, в студенческие годы, она ловко разводила мужчин на подарки, но с Оскаром этот номер не пройдёт — он сразу поставил её на место, сказав, что на мели.
Оскар. Милый сексуальный Оскар… Какого дьявола ты внедрился в мою жизнь?! Если бы не ты… Ева бубнила под нос проклятия, ловя у дороги машину. Ещё вчера она была девушкой миллионера, а сегодня одета в чужие обноски с вьетнамского рынка. Как же всё-таки непредсказуема жизнь.
Мимо на бешеной скорости промчался "Крайслер" Омарова, обдав Еву мутной водой из грязной лужи. Униженная мокрая курица…
В конце концов какой-то дальнобойщик на фуре, перевозящей свиней, согласился подбросить её до МКАДа. Ева сидела в кабине, провонявшей поросячьим навозом, и глотала вставшие комом в горле непролитые слёзы. Лысый шофёр с крупным сальным носом даже не смотрел в её сторону, наверное, считая, что это прислуга, возвращающаяся домой с Рублевки. Раньше мужчины осыпали её комплиментами, все как один богатые и властные — они капали слюной при виде неё, а теперь она как придорожная шлюха едет в коммуналку своего… А кто ей Оскар? Любовник? Парень? Сожитель? Кто?
Выйдя на остановке, Ева зайцем добралась до центра и по привычке прошлась вдоль торгового ряда, где продавали брендовые тряпки именитых дизайнеров. Раньше перед ней были открыты все двери, продавцы едва не целовали важной гостье ноги, лишь бы умаслить и получить такую выгодную клиентку. Сейчас же никто не смотрел на неё, развешивая за кристально чистым стеклом очередную коллекцию. Даже они, эти курицы в белых блузках, выглядели сейчас лучше, чем она.
Ева взглянула на себя в зеркальное отражение витрины: на бледном лице ни грамма косметики. Да, черты лица благородные — не отнять, но брови начали зарастать и терять форму, волосы без укладки просто повисли вдоль щёк, и в довершение как вишенка на торте — крупный красный прыщ на подбородке.