они вскоре пожалели бы об этом. Я знала монстров, и Николи был одним из них. Только другой породы.
Тайсон встал с кровати, подошел ко мне и положил подбородок на мое колено. Я протянула руку и неуверенно провела пальцами по его голове, и он опустил глаза, словно ему это нравилось. Его шерсть была шелковисто-мягкой, и чем дольше я его гладила, тем больше он становился похож на забавного мультяшного персонажа, его глаза наполовину закатились назад в голову.
Ты не такой уж и страшный.
Когда я перестала его гладить, он тихонько заскулил, глядя на дверь, и я вздохнула, поднимаясь со своего места.
Не знаю, получится ли, волк, но я попробую.
Я прошлась по полу, взяла ручку и бумагу, лежавшие на журнальном столике, и написала на них записку, прежде чем подойти к входной двери. Я остановилась, когда до меня донесся звук гитары Николи, и я прислонилась плечом к дереву, закрыв глаза, чтобы послушать. Он напевал в такт мрачной мелодии, его голос был гравийным, от которого меня пробирала дрожь. Его песня была грубой и полной боли, и она затрагивала во мне такие чувства, которые я никогда не испытывала.
— Тащи меня вниз, но душа моя не успокоится. О, детка, дьявол не позволит мне быть благословенным.
Я толкнула дверь, надеясь, что он продолжит, но его пальцы остановились на струнах, и он посмотрел на меня, словно собираясь отчитать, когда его взгляд упал на записку, которую я протянула ему. «Извини».
Воздух был морозным, сразу же сковал мои голые ноги и заставил мурашки пробежать по коже. Но этот холодный поцелуй был слаще той боли, которую я терпела под землей. Я бы в любое время согласилась на этот дикий зимний мир.
Николи встал, его брови глубоко наморщились, когда он уставился на меня через крыльцо. — Извини меня тоже. Я не хотел тебя напугать.
Я опустила взгляд на бумагу, желая написать для него еще один ответ, но он двинулся ко мне, взял меня за руку и потянул в дом.
— Пойдем, ты замерзнешь здесь. — Он закрыл дверь и прислонил гитару к стене.
Я подняла его руку перед собой, пальцем написала слова на его ладони.
«Спой еще».
— Тебе нравится моя музыка? — он наполовину рассмеялся. — Я в лучшем случае дерьмовый музыкант. Я звучу как человек с перерезанным горлом, тонущий в собственной крови.
Я дернула его за руку, заставив посмотреть на меня, и сурово поджала губы.
Его брови удивленно изогнулись, когда я снова подняла его руку и написала: «ошибаешься».
Я хотела сказать больше, но на его коже не хватало места, и он, похоже, понял это, когда подвел меня к маленькому столику и стульям у окна и указал на блокнот и ручку, которые я там оставила.
Он отодвинул кресло, освободив мою руку, и я пересела на другое.
— Я принес это для тебя, — сказал он, и мои губы раскрылись от удивления.
Я схватила ручку и бумагу и написала ответ. «Почему?»
— Потому что так поступают джентльмены, — ответил он, опускаясь на сиденье и с раздраженным видом снимая пальто.
«Ты не похож на джентльмена».
Он засмеялся негромко в глубине горла. — Я был им когда-то, если ты в это веришь.
«Я не верю».
Он снова засмеялся, и улыбка потянулась к моему рту, привлекая его взгляд в том направлении.
Он провел рукой по своим длинным волосам, убирая их с лица. — Теперь ты видишь его яснее, куколка?
Из моего горла вырвался смех, искренний, чистый и такой, который не покидал мое тело так давно.
— О, черт, — прорычал он, ослабляя хватку на своих волосах, так что они снова рассыпались по его лицу. — Теперь я хочу, чтобы ты снова издала этот звук, Уинтер.
На моих щеках поднялся жар, и я поняла, что краснею. Это было что-то новенькое. И мне это очень нравилось.
Я написала ему ответ. «Тогда тебе лучше показать мне как можно больше джентльмена под всеми этими волосами».
Он издал смешок, откинувшись на спинку кресла. — Я бы показал, куколка, но я так же хорошо разбираюсь в прическах, как гребаный дикобраз. Я привык к профессиональным парикмахерам в другой жизни, если ты в это поверишь. Я бы чертовски хотел сделать это самостоятельно, поверь мне.
Мой взгляд блуждал по его лицу, и у меня зачесались пальцы. «Я могу этим заняться?»
Он прочитал заметку с интригой, затем пожал плечами. — Было бы неплохо избавиться от этой гребаной гривы, — он поднялся со своего места и направился в ванную, а через минуту вернулся со свернутым парикмахерским набором, внутри которого лежали машинка для стрижки, ножницы и расческа.
«Ты уверен, что доверяешь мне это?» написала я, ухмыляясь.
Он издал горловой смешок. — Я уверен, что ты сможешь справиться с этой работой лучше, чем я или Тайсон. Кроме того, я вряд ли пытаюсь произвести впечатление на кого-то здесь, за исключением отдельных сексуальных как блядь снежинок. — Его глаза скользнули по мне, переместились на мои губы, прежде чем он снова быстро отвел взгляд.
Я засмеялась, вся моя грудь поднялась от этого чувства, а он зарычал так, что по моему позвоночнику разлился жар. Только в этот раз не от раскаленной кочерги. Этот вид огня был похож на сладкую форму пытки.
Он опустился на свое место, и мой взгляд переместился на его обнаженную грудь и шрамы, по которым я отчаянно хотела провести пальцами. Этот язык я понимала лучше, чем английский. Боль оставляла следы на сердце, изломы на душе. Она лепит и формирует человека, к лучшему или к худшему. Она либо строила крепость вокруг вашего сердца, либо оставляла вас окровавленным и разбитым. Николи выглядел так, словно его выковала боль. Но всегда оставались осколки, которые разбивались по пути, и я видела, как эти осколки, острые как ножи, смотрели на меня из его глаз. Мне не нужно было уметь говорить, чтобы сказать, что я тоже это чувствую. Когда он посмотрел на меня, я почувствовала, что он заметил это и во мне.
Я включила триммер в розетку и положила его на стол рядом с ним. Насколько я знала, я никогда не делала этого раньше, но движения были знакомыми, когда мой большой палец нащупал включатель, и я почувствовала, что справлюсь. Я взяла расческу и ножницы, положив машинку для стрижки рядом с ним на стол, гадая, что он сделает, если я закончу тем, что сделаю его похожим на йети, которого затащили под газонокосилку. Было странно, что я знала,
