Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 142
— Постойте, у меня не все, — вмешался Андропов. И прочел дальше из своей программы: — «Вместе с тем, учитывая опасное влияние фактора еврейской эмиграции на остальные слои нашего общества, Политбюро предлагает Комитету госбезопасности разработать комплексную программу сдерживания потенциальных эмигрантов, в том числе систему отказов тем лицам, чьи профессии представляют интерес для наших противников…»
— Да это и ежу ясно! — устало перебил Брежнев, разом теряя свою на минуту вспыхнувшую живость.
— Уж с этим вы справитесь, — покровительственно заметил и Черненко и с благосклонностью посмотрел на Барского. — Верно?
— Так точно! — ответил Барский, ликуя в душе и изумляясь, как замечательно все обернулось.
Господи, думал он, удерживая губы от улыбки, Андропов — умница, гений, они с его руки все съели, даже не читая! И про вчерашнюю демонстрацию тут же забыли! А ведь по новой комплексной программе Андропова у КГБ появляются практически неограниченные права на организацию любой акции против любого советского еврея. И даже против русского, сочувствующего евреям. О, как он теперь развернется! Какие операции сможет провести его отдел! И первой, самой первой его акцией будет, конечно, дело этого Рубинчика!..
— Вот что, — вдруг сказал Федор Кулаков, про которого все как-то забыли в ходе веселья и оживления. — Я тут сижу и думаю: до каких пор мы будем этой херней заниматься? Я имею в виду: в еврейском дерьме копаться — кто из них больной, а кто Ландау? Что это вообще за политика такая, если даже КГБ признает, что разрешение еврейской эмиграции было ошибкой и только показало пример всяким трясунам, чучмекам и татарам? А?
В колкой тишине, которая разом воцарилась при этих словах во всем Георгиевском зале, Кулаков рывком оттянул узел галстука у себя на шее, словно освобождаясь от сдерживающих рамок. Барский невольно обратил внимание на его бычью шею и грудь. Было очевидно, что Кулаков все-таки допер, как лихо обвел его Андропов. Решением всех проблем еврейской эмиграции будут теперь заниматься практики — КГБ СССР. А Кулаков, Мазуров, Долгих, Игунов и все остальные кремлевские идеологи борьбы с сионизмом должны заткнуться хотя бы до Олимпиады. И когда это дошло до Кулакова, он взорвался. Развернувшись к левому крылу стола, за которым сидели кандидаты в члены Политбюро — Демичев, Горбачев, Долгих, Шауро и другая «молодежь», он сказал:
— Я считаю: дело не в картеровской блокаде! Начхать на нее! Китайцы живут в изоляции и в ус не дуют! И еще сто лет будут жить! Но если из-за этой жидовской эмиграции начинается разложение страны, то просто немыслимо продолжать такую политику! Это через десять лет всю страну потерять, и никакая Олимпиада нам уже на хер не будет нужна! Тот, кто этого сегодня не видит, ведет нас к катастрофе! Мы должны немедленно взять страну под контроль и закрыть границы, пока не поздно! А не анекдоты тут рассказывать!
Барский замер от такого открытого выпада Кулакова против Брежнева. Но самым интересным был тут уже не Кулаков, а те, к кому Кулаков обратился за поддержкой. Их лица превратились в гипсовые маски, словно они не слышали ни единого слова, произнесенного их лидером. И Барский понял, что произошло на его глазах. Кулаков выскочил, не договорившись ни с кем и заранее не разделив с ними портфели. Гениальный Андропов спровоцировал своего конкурента на взрыв и теперь…
Барский посмотрел на своего шефа.
Ни тени торжества на лице, ни даже удовлетворенной улыбки. Андропов сидел под копьем Георгия Победоносца, пронзившим дракона, с той же отстраненной пустотой в светлых глазах, с какой он в самом начале заседания глянул на Кулакова.
«Так вот кого он сегодня подставил — не меня, а Кулакова!» — облегченно подумал Барский.
И Брежнев подтвердил его догадку. Он пожевал своей тяжелой челюстью и сказал Суслову таким тоном, словно Кулакова уже не было ни за столом, ни в составе Политбюро:
— Ну, ты это, Михаил… Веди заседание… Какой там следующий вопрос?
— Афганистан, — сказал Суслов. — Президент Дауд убит, и пора решать, кого мы там ставим вместо него: Кармаля или Тараки. — И повернулся к Барскому: — Вы свободны, полковник.
6
Маленький «Як-28» рухнул на одно крыло, и внизу, посреди белой и голой, как омлет из белков, ледяной пустыни, открылся крохотный городок, заиндевелый от пятидесятиградусного мороза, — Мирный, алмазная столица Якутии. Полтора десятка коротких улиц с домами на бетонных сваях. Сугробы и в стороне — три гигантских, как после ядерного взрыва, котлована. Со дна и из стен этих котлованов эскаваторы выгрызают кимберлит — породу, богатую алмазами и иногда окаменелыми остатками доисторических мамонтов. Сорокатонные самосвалы цепочкой, как муравьи, тащат этот кимберлит наверх, на дробильные фабрики — три огромных и глухих алюминиевых айсберга, заиндевелых, обнесенных пунктиром колючей проволоки.
А дальше, за шершавым от торосов панцирем сибирской тундры, до самого горизонта тянется запорошенная снегом тайга, рассеченная с юга на север узенькой ленточкой временной таежной дороги — «зимником». Если когда-нибудь космонавты долетят до Венеры или еще какой-нибудь остывшей планеты, их встретит точно такой неземной пейзаж. Но именно эти три котлована Мирного и еще пять чуть северней, в Надежном, Айхале и Удачной, дают России восемь процентов годового бюджета — алмазами! А потому журналисты бывают на этом полюсе холода чаще, чем в Большом театре.
Два капитана КГБ, высокий тридцатилетний блондин Фаскин и его погодок самбист Зарцев, вывалились из самолета вслед за Рубинчиком и тут же задохнулись промороженным воздухом, который иглами проколол им легкие и заледенил влагу в носах. Следующей, через миг, мыслью была паника от ощущения своей полной — несмотря на пальто, свитера и теплое нижнее белье — наготы на этом пронизывающем, ледяном ветру. Черт возьми, как этот сукин сын Рубинчик сможет трахнуть тут очередную девку, когда даже в мае от мороза и ветра тут не гнутся колени, а пока добежишь до низенького домика аэровокзала, гениталии превращаются в ледяные кристаллы!
Впрочем, они знали его возможности. Они потратили уже месяц на этого Рубинчика, а точнее — на девочек, которых он поимел в Павлодаре, Усть-Илиме, Падуне, Костомукше, Братске, Тарко-Сале и Кокчетаве. Именно из этих сибирских и заполярных городков и поселков, от администраторш местных гостиниц, была получена информация о порочном поведении московского журналиста Иосифа Рубина, оставлявшего девушек в своем номере на всю ночь, до утра. Конечно, ни для кого не секрет, что сотрудничество с КГБ является главным условием работы гостиничных администраторов, однако и все командированные знают, как избежать их доносов — с помощью трехрублевой взятки, плитки шоколада или польской косметики. Рубинчик наверняка пользовался тем же методом, но он ошибся, полностью доверяя ему. Потому что иные администраторши, даже приняв подношение, все равно строчат свои отчеты в КГБ. И тысячи рапортов о пьянстве и разврате командированных, разъезжающих по гигантской территории СССР, ежедневно стекаются из провинций в Москву, в Особый архив Пятого (идеологического) управления КГБ, где сортируются по ведомствам, профессиям и персоналиям и хранятся, как в информационном банке. А когда у властей возникает нужда в компромате на того или иного человека, КГБ извлекает из архива эту бесценную информацию. Потому что святых, как известно, не бывает и на любого архисвятого всегда найдется какая-нибудь бытовуха — пьянка или адюльтер…
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 142
