Мысль отказаться от него, потерять его невыносима. И все же выбора у нее нет.
Солнечные лучи теперь были выше, золотистым сверкающим светом они заливали темное, усталое лицо Джордана.
Он тихо застонал, и она теснее прижалась к нему, стараясь слиться с ним. Когда он открыл глаза и увидел ее, то сонно улыбнулся, словно для него это было естественно – проснуться рядом с ней в постели. Он опять закрыл глаза, но его пальцы пробежали по ее напряженным соскам, и она задохнулась. Джини прислушивалась к его учащенному дыханию, а руки Джордана продолжали свое путешествие по затвердевшим возвышениям таких желанных холмов.
Она попыталась сопротивляться сладкому возбуждению, которое пробуждали его ласки.
– Джордан, не надо.
– Но, любимая, твое тело говорит, что надо, – прошептал он, поддразнивая.
Это все из-за того, что проснуться и обнаружить его в своей постели казалось таким волнующе правильным, справедливым, даже если и было совсем неправильным. И сам собой возник незваный вопрос: а может быть, для Джордана Джекса обычное дело просыпаться каждый раз в объятиях незнакомой женщины, с которой он занимался любовью накануне? То есть она, конечно, для него не незнакомая. Но в чем-то и незнакомая…
Джини прервала себя. Какое это имеет значение, если она решила больше не иметь с ним ничего общего? Прошлой ночью он практически навязал ей себя. Ведь это она тогда ушла от него и потребовала развода. Если за эти годы у него были другие женщины, многие из них знаменитости и красавицы, ведь именно этого она и хотела, не так ли?
И все же она не переставая думала: что он чувствует к ней теперь, когда они опять вместе? Значит ли для него что-нибудь прошлая ночь? Или он желал ее все эти годы потому, что считал мертвой? А может быть, у него развился комплекс, когда она оставила его? И теперь, когда он ее заполучил, он может не захотеть ее вновь.
Прекрати! Все это не имеет никакого значения. После сегодняшней встречи у нас не будет ничего общего, сказала она себе.
А его руки продолжали ласкать ее тело, и Джини внезапно поняла, что, несмотря на дремоту, он снова желает ее. И очень сильно. У нее перехватило дыхание, когда он вошел в ее мягкую податливую плоть. Неожиданно ощутив прилив такой же пылкой страсти, она сама стала делать сладостные толчки.
– Ты необыкновенная женщина, – шептал он, обнимая ее. Тепло его дыхания развевало волосы.
Джини засмеялась тихим, счастливым смехом.
– Вот теперь ты говоришь «надо», милая!
В его голосе она услышала насмешку и тут же попыталась ускользнуть от него, но он притянул ее к себе, обнимая крепче, чем прежде, любя ее неистово, огненно, до тех пор пока она сама тесно не прижалась к нему. Ее тело горело внутренним огнем, каждая клеточка кожи напряженно пульсировала, и она застонала от утонченного восторга, который он ей дарил.
Джини казалось, будто кости ее расплавились, все тело растаяло, как свеча…
Неожиданно Джордан вздрогнул, и его страсть затмила ее собственную. Их тела не могли оторваться друг от друга, содрогания его тела продолжали ласкать ее.
Она лежала в его объятиях, ее груди прижимались к его груди, ритм их тел начал стихать. Джини открыла глаза, и яркий солнечный свет ослепил ее, точно так же, как и мгновение спустя – его нежная улыбка.
С внезапным страхом она подумала, что вряд ли мужчина бывает влюблен еще сильнее, и теперь в отсвете взаимного восторга, который они только что пережили, в ней родился новый ужас: он не отпустит ее, как бы она ни сопротивлялась. Он использует все, что в его власти, лишь бы заставить ее жить с ним.
И он победит. Она слишком хорошо знала, что он из тех мужчин, которые всегда получают то, чего хотят.
Интересно, подумала она, сколько времени ему понадобится для того, чтобы понять: из нее никогда не получится жена талантливого и знаменитого мужа, какая ему нужна…
Неизбежная ссора произошла между ними два часа спустя, после завтрака. Они сидели за столом в кухне вместе с Мелани, которая явно благоговела перед Джорданом. Он уделял девочке много внимания все утро, и Мелани была в восторге.
Перед завтраком отец с дочерью вышли на улицу, захватив гитару Мелани, и Джордан позанимался с ней музыкой. Через открытое окно в кухне Джини слышала их приглушенные голоса, когда они болтали и смеялись между песнями.
Мелани была счастлива неожиданным воссоединением родителей, а Джини – в бешенстве от того, что Джордан нарочно не сказал девочке, что все это ненадолго.
Выпив вторую чашку кофе, Джордан заметил:
– Давай я помою посуду, а ты вытрешь ее, а, Мелани?
Он начал собирать тарелки в стопку, и тогда Джини заставила себя холодно обронить:
– Этого не нужно, Джордан. Ты наш гость. Мы все сделаем, когда ты уйдешь. – Особое ударение она сделала на словах «когда ты уйдешь».
Он посмотрел на нее, и на его лице – изменившемся, осунувшемся лице – ясно отразилась решимость. Джини ощутила что-то вроде вины: ведь он, должно быть, очень устал и от поездки, и от бессонной ночи.
– Я сказал, что вымою посуду, и сделаю это, Джини. А насчет того, что я уеду, так это ненадолго, уверяю тебя. – Он тщательно выбирал интонации. И, повернувшись к дочери, добавил: – Мелани, пожалуй, будет лучше, если посуду будет вытирать мама. Нам нужно поговорить.
– Ты великолепно подобрал выражение, или я ничего в этом не понимаю, – обрушилась на него Джини, едва за Мелани закрылась дверь.
Джордан поставил стопку тарелок в раковину, и оба мгновенно позабыли о них.
– Я не имею ни малейшего желания уйти из твоей жизни, Джини. Особенно после этой ночи.
– Прошлая ночь произошла по твоей инициативе, а не по моей.
– Ты хочешь убедить меня, будто не хотела, чтобы я остался? Что я заставил тебя?
– В каком-то смысле.
Его губы искривила усмешка. Она ненавидела, когда его все понимающие глаза обезоруживали ее.
Джини покраснела и с упреком бросила ему:
– То, что произошло прошлой ночью, не имеет значения, меньше всего я хочу повторения этой ошибки, превратив ее в нечто постоянное.
Она сорвалась с места, чтобы убежать из кухни и запереться в спальне до тех пор, пока он не уедет, но его крепкие руки обхватили ее запястья, и он изо всех сил прижал ее к своей груди. Джини старалась вырваться, но руки приковали ее к его телу. Джордан побледнел от боли, но ничего не говорил. Вдруг вспомнив о его ушибах, она прекратила сопротивляться. Его хватка ослабла, но только чуть-чуть.
– Джини, ты моя жена.
– Бывшая.
– Но это формальность, которую легко исправить.
– Это реальность. Она длится тринадцать лет, если быть точным. Всю жизнь. Или ты забыл?
