эта взбалмошная сразу на кухню убежала. Я слышал, как она там над ним хлопочет.
Потом, когда они вместе в комнату вернулись, она ещё сказала:
– Вот ты, Гриша, вечно куда-нибудь влезешь. – И хоп – голову ему на плечо положила. Типа показать, как она его жалеет.
Чтоб я так жил!
Но чучельник оказался тем ещё сухарём. Такому угоди попробуй. Сморщился весь и так неприязненно:
– Никуда я не лез. Это случайно получилось.
Я хотел внести поправку, что это, скорее, он случайно получился – такой нелепый, – но смолчал. Просто ради Кристинки не стал. Она и правда – ну очень милая.
А Кристинка, главное, опять рядом села. И давай этот альбом по новой мусолить. А я сидел – ну просто весь внимание, – пока она передо мной фотографии раскладывала. Всё щебетала:
– А эту видел? А вот тут – смотри, Гришка совсем маленький. Он тогда у бабушки в деревне жил, пока меня мама рожала.
А я такой:
– Гм-гм, Гриша. Да-да, понятно. Ага, деревня.
Ну, в общем, как-то так рефлексировал.
А она меня вообще замечать перестала. Всё пальчиком по лицам водила. Приговаривала:
– А вот здесь у другой бабушки – Нины. Она сейчас с нами живёт, но пока в санатории. А тогда вот Гришка у неё жил. Долго. Потому что я часто болела.
Вот так поворот! Я её слушал, а сам думал – интересно, она вообще понимает, как это выглядит? Получается, её родили, такую принцесску, а этого горемыку бабке слили. Сначала одной, потом другой. Болела она, видите ли.
Честно, я даже поостыл немного, когда это услышал. Нет, она, конечно, хорошенькая. Те же волосы у неё – просто отпад какие. Но вот сразу чувствуется – ремнём эту малышку точно не баловали.
Но это и хорошо, конечно. В наше время бить детей – это, знаете ли, тоже. Первобытный век какой-то!
А вот этого, похоже, только так. Хотя, конечно, вряд ли. Но, как говорится, мы все имеем право на мечту. ||
▶ Да шучу я! Шу-чу! Я вообще против насилия. Хот-доги уже лет сто как не ем. И шаверму, кстати, тоже! ||
▶ Что-то я никак до сути не дойду. Это всё Кристинка меня сбивает. Я уже, если честно, чувствую себя каким-то форменным мерзавцем. Кажется, в любовных романах таких, как я, именно так и называют. Форменный мерзавец.
А что? Мне нравится! ||
▶ Короче, мы бы те фотографии ещё лет сто смотрели, наверное. Я так точно готов был – лишь бы она рядом сидела. Но чучело неожиданно тоже решил поучаствовать. Присел такой на краешек и давай комментировать. И, как всегда, не в тему. Но тут Кристинка как закричит:
– Ой, Гришка, это же ты. Смотри, в красных колготках.
Я, конечно же, заржал. Хотя, если говорить начистоту, сам колготки ещё как носил. До первого класса точно. Ну, тогда времена другие были. И нравы, кстати, тоже!
Так вот… Колготки! Опять я о Кристинке думаю. Ну как она тогда вспыхнула. Ей, видите ли, за Гришу обидно стало. А я что? Я сказал, что он здесь довольно мил. Здесь – это на той фотографии детсадовской. Типичная такая: дети в колготках, ладошки на коленках, а сверху две кудрявые башки торчат – воспиталки.
Я ещё такой:
– Да нормальная фотка. У меня где-то тоже похожая валяется.
А Столяров вдруг скроил трагическую мину и как зашипит:
– Убери! Пока меня не стошнило.
Я вообще не понял реакции. Это из-за колготок, что ли? Бред какой-то.
Но Кристинка послушно кивнула и засунула воспоминание былых времён куда-то между страниц альбома. И только тогда этот псих успокоился.
Я подумал, что, как только он выйдет из комнаты, там за чаем или ещё куда, я у неё спрошу – чего он так на эти колготки взъелся. У нас вон сосед сверху иногда в халате ходит. У них с женой один на двоих, в розочки. И что? У каждого свои недостатки.
В общем, эти колготки мне прямо покоя не давали. Я всё ёрзал, думая, когда же он уйдёт. А потом вдруг уловил какое-то движение сбоку. Повернулся, а там мужик в дверях стоит. Высоченный, худой, сухой даже!
Я сначала подумал, что это их дед явился. Удивился, конечно. Потому что про него вообще речи не было, только про химичку, ну то есть про бабушку. Нина, кажется. Но Кристинка вдруг как закричит:
– Папа! – И давай с ним обниматься.
Он, получается, только из командировки вернулся. Испания… Повезло чуваку!
А тут я! Мне тоже повезло, однако.
Но вообще там нормальный мужик оказался. Сказал:
– Здоро́во, молодёжь.
И руку мне протянул. Пожал так, крепко – у меня даже пальцы немного свело. Ну, потому что с ответным рукопожатием я тоже не стал мелочиться.
Потом папа, который Станислав Альгердович, предложил «пойти на кухню и врезать по хамону». Я вот к мясу так себе отношусь, если только не шашлык, но от такого заманчивого предложения не смог отказаться.
Не знаю почему, но он мне сразу понравился. Альгердович, в смысле, не хамон. До второго дело не сразу дошло, потому что следом за папой тут же явилась мама. Прямо как в сказке, ага!
И с порога:
– Ой, у нас гости!
Радостно так, как будто только обо мне она и мечтала.
Ну, собственно, почему бы и нет? Я умею быть обаятельным.
Но вообще мама Столярова меня по-хорошему удивила. Я думал, там мышь будет, ну такая, в здоровенных очках. А какие обычно в лабораториях обитают?! А она совсем другая оказалась. Высокая, в очках – да, но модных. И причёска – фух! Я обычно не люблю, когда женщины так коротко стригутся, но тут всё было на уровне.
В общем, я сразу понял, в кого Кристинка такая. Нет, Альгердович, конечно, тоже весь из себя – при рубашечке. Но какой-то уж слишком худой. А вот жена у него – да. Лакшери.
Столяров её как увидел, сразу подошёл, чтобы поцеловать. Я обалдел. Что за первый класс?
Но вообще меня даже не это удивило. А то, как она отреагировала. Вроде бы и «привет» ему сказала. Так, елейно:
– Здравствуй, сынок.
Но в последний момент – раз – и отвернулась. Просто щёку подставила!
Может, я и придираюсь, но для матери, даже если она Столярова, это как-то неестественно. Матери обычно сами целоваться лезут, вот как моя. Эта уж такая любительница! Вечно норовит меня чмокнуть, хоть и знает,
