Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
заикающийся Фима Вас. — Видел бы Петрович, сразу бы выдал мне чо-чёрный пояс.
— Кёкусинкай, ага. И синкансен ещё, — поддевал его Кереш.
— Сам ты синька, — обижался Вас.
— Что ж тогда ты залёг, если такой каратэка?
— Да не лёг я, меня с-с-с-несли. Пока с одним уродом разбирался, другой сзади подрулил — я даже его не видел — и на карачки встал. Тот меня пихнул — я и куу-кувыркнулся через этого.
От волнения Вас заикался длиннее обычного.
— А Медведь-то потом их в натуре вычислял по одному, — произнёс Шуцык мечтательно. — Пятерым, говорит, репы надраил.
Медведя сегодня с ними не было: он и его неразлучный адъютант Жека Мело оказались временно закрыты родителями, которых об этом заранее и в очень убедительной форме попросила детская комната милиции.
— Месть и за-за-акон, — хмыкнул Вас. И тут же осознал, что демонстрировать эрудицию путём знакомства с индийским кинематографом не зело зыко: обстебают как лоха. Подумал секунду — и добавил с чувством интеллектуального превосходства: — Отлов Моссадом мюнхенских тэ-террористов, вторая четверть.
— Сам ты моссад-пассат, — обиделся Шуцык за отсутствующего друга. — Он, между прочим, для всех старался, не то что ты — взял да и залёг.
— Да не заа… не залегал я! — снова завёлся Вас, но был прерван рациональным Китом.
— Хрена вы тут чмыритесь, возьмите да побучкайтесь за правду, а мы позырим, поболеем, ставки сделаем. Нет? Ну и харэ тогда изгаляться, давайте за Лёньку, не чокаясь, и порыли булками трясти.
Сковорода, обнесённая зелёным забором, уже вовсю громыхала перепевками Юрия Антонова и ВИА «Земляне» в исполнении ансамбля «Контрасты», гордо называвшего себя рок-группой. Барабанщиком в ней работал Дюша Галактионов, который раньше учился в их школе, и было очень модно подойти к нему между песнями и, не замечая жутко завидующих крестьян из других микрорайонов, сплюнуть под ноги и сказать:
— Здарэ, Дюша, как оно?
И если он тебя узнает, то протянет небольшую ладонь с мозолями от палочек, а уж если совсем повезёт, то и позволит проводить себя на технический перерывчик. Перерывчики объявлялись через песню, и после каждого у гитариста всё чаще самодельный медиатор проскальзывал мимо струн, а у вокалиста всё сильнее заплетался язык, но никого это не парило, ни музыкантов, ни публику — во-первых, потому что она сама была такая же захорошевшая, а во-вторых, за танцы в этот вечер всё равно не платили, контролёры пропускали по спецпригласительным, которые выпускникам заранее раздали в школах.
После одного из технических перерывчиков Фрэн и заметил Наташу-воробышка. Она была в своей компании, Фрэн в своей, но он набрался мужества, подошел и спросил, можно ли пригласить её на танец.
— Мне очень нравится эта композиция, — объяснил он, даже не соврав, потому что Дюша сотоварищи затянули Кузьмина.
— Мне тоже, — ответила она и подала руку.
«Контрасты» честно, хотя и не очень трезво, надрывались: раскрой же зонт, надвинь свой серый капюшон и подойди поближе, я слегка продрог, — и был теплый, почти уже летний вечер, и совсем не было холодно, но они, как в этой песне, всё равно подтягивались в танце поближе друг другу, и Фрэн тогда сказал:
— Тебя ведь зовут Наташа.
— Да. — Она подняла глаза. Она и девять лет назад тоже была миниатюрной.
— А меня Яков.
— А я знаю. — Она вдруг улыбнулась. — Я помню тебя, Яша. Мы с тобой в садик вместе ходили.
— Да, — он захотел пододвинуться ещё поближе, но ближе было уже некуда. И он сказал:
— Я был в тебя тогда очень влюблён.
— Я знаю, — повторила она, и песня кончилась.
Фрэн проводил её к её компании, сказал спасибо и после этого никогда уже больше не видел.
Опять 25 января
Полураспад
Не заглядывал к жене-то твоей навозный Терентий Петрович, втируша, зубоскал, вертун полезный?
Татьяна Толстая
А бывают дневники не про сегодня, а про позавчера? А если сегодня нет, как нет вчера, как и завтра нет, если прошлое — это твое единственное настоящее?
Странностей моей московской холостяцкости, неготовности завязывать сколько-нибудь близких отношений не избежала даже Света, лица которой я уже и не помню. Помню только, что было оно породистым, как вся она: с королевской осанкой, дорого и со вкусом одетая — то ли дочь большого чиновника, то ли подруга разбогатевшего бандита.
Мне удалось затащить ее на полтора часа в арбатскую пивную, и потом она даже ответила на несколько моих звонков. Но встретиться больше не случилось: она бы и рада, но всё время совершенно непредвиденные и абсолютно неодолимые обстоятельства.
Со скуки я срифмовал тогда строчки, начинавшиеся буквами ее имени. Пóшло, конечно, дешевый трюк, но ведь перед такой экстремальной романтикой не устоит, наверное, даже избалованная она? Возможно, я не ошибался, но проверить не удалось, мы ведь так и не увиделись.
Сколько можно на клавиши тупо давить,
Вновь, сомненьем терзаясь, семь цифр набирать?
Если б я только мог эти цифры забыть,
Телефонных кабин на пути не встречать…
Лучше пива напьюсь и тоску разгоню,
А еще лучше водки, чтоб носом в бурьян.
Никогда, никогда больше не позвоню!
Алло, Света? Светлана, привет, это я…
Телефонные кабины — теперь они грустны и никчемны. Кому нужны автоматы в эпоху мобил? Разве только любителям садомазо и прочих радостей, многоцветными рекламками которых обвешиваются в Лондоне легендарные красные телефонные будки, несмотря на нечеловеческие усилия райсоветов, всеми способами пытающихся избавить туристов от созерцания порнухи.
Гудок-гудок — пауза — гудок-гудок — пауза — гудок…
— Аллё?
— Привет, как ты? Как шопинг?
— Никак. Все джинсы найти не могу.
Ладно, узнал хотя бы, что настроение нормальное, и на том сотовой связи спасибо.
Одиннадцать лет назад автомат висел прямо на ее многоэтажке, очень удобно спрятанный за угол — так, что его не могли видеть всеведущие старушенции, гроздьями свисавшие со скамейки у единственного подъезда. Много позже я узнал, что одна из этих вечных бабок была двоюродной теткой моей тогдашней, первой то есть, жены, с которой мы только собирались расходиться. Нестарая бабуська-то была, да померла недавно. Вот тебе и вред алкоголя.
Этот телефон, когда работал, сильно выручал. Можно было подъехать без предупреждения, позвонить, не напрягаясь по поводу мелочи, потому что гудки бесплатные, а она знала: если дзынь-дзынь, а потом в трубке щелк и тишина, — значит, это я; потом отойти на десяток шагов — и поймать взмах ее руки с балкона, и ждать, когда она выбежит, с развевающимися волосами, смеющаяся и предвкушающая.
Отскок. Мобильные страсти
Электричка, Лондон, много лет спустя: девушка
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
