ушки енотовидной собаки. Формами Веснушка могла с лёгкостью потягаться и с Линой, и с Рудольф. Толик аж рот раскрыл, когда увидел свою боксёрскую грушу из детства в человеческом облике.
— Хи-хи-хи! Прекрати! Прекрати, пожалуйста! Я сейчас превращусь… Нет!!! — продолжала хихикать Веснушка.
— Ладно, хватит с тебя. — хмыкнула Лина, и с удовлетворённым видом, отсела подальше.
— Господи, я думала, что умру… — голосок у Веснушки был подобен горному ручейку. Такой же звонкий и приятный.
— Ты уж, как-нибудь не умирай.
— Не люблю щекотку. А ты, любишь? — Инспекторша очень неприлично села на меня верхом, облизала дважды мою шею, а затем к ней начало приходить осознание. Милое личико богини покраснело, она тут же откинулась назад и умоляюще посмотрела на меня: — Ваше Благородие… Я сперва не поняла… Простите!!! Я правда не знала!!!
— Ничего страшного. — улыбнулся я и открыл дверь: — Просто и без лишних слов.
— Но я же… Я же…
— Всего хо-ро-ше-го. — с этими словами я поставил Веснушку на асфальт и захлопнул дверь: — Сань! Трогай.
Водитель кивнул, и мы устремились дальше по вечернему шоссе, оставив растерянную Инспекторшу на обочине.
— И почему тебе всё время так везёт. — нахохлился Толик.
— Поверь, мой друг. Была бы с нами ещё одна барышня, то ты бы так не думал… — усмехнулся я.
— Это точно. Госпожа Слуцкая в последнее время очень ревнива. — согласился Толик. Пускай речь шла про совершенно другую барышню, но главное, что посыл все поняли.
— Как ты догадалась, что после превращения — Веснушка вылетит из моколя? — поинтересовался я у волчицы.
— Ты обожаешь животных. Собственно — это одна из очень полезных человеческих черт для духов. Мы — пушистые и милые. Детишки, женщины и старики нас просто обожают. — улыбнулась Лина.
— Это-то понятно. — вот про стариков, кстати, обидно было: — Но, как ты догадалась именно про мою слабость?
— Очень просто. Ты бы видел, как смотрел на меня… когда я приняла свою истинную форму. Всё бы отдала, чтобы видеть этот взгляд, как можно чаще. Такой добрый и восхищённый. Когда рядом крутятся пушистые хвосты, ты, как будто превращаешься в совсем другого человека. Не скажу, что мне не нравится та расчётливая машина для убийств, которую я вижу каждый день… Но и тот добряк мне тоже пришёлся по душе. Сразу чувствую себя реально нужной. — объяснила Защитница Рима.
— Хм-м… Но ты нужна мне в любом своём виде.
— Тебе не понять. Это женское. — отмахнулась волчица: — Главное то, что я не позволила этой наглой Инспекторше запудрить твои мозги.
— Кстати, а меня Вкусняш взял не из-за милого внешнего вида, а потому что я мощное пиро-божество. Мур-мя! Правда, Вкусняш? — кошка с надеждой посмотрела на меня.
— Ну-у… Как бы тебе сказать?
— ЭЙ!!! — возмутилась Уся, и поднявшись, выгнула спинку колесом, а затем бочком попрыгала ко мне: — Что ещё за «как бы тебе сказать»⁈
— Да, всё-всё! Потому что, ты сильная.
— Это одолжение!!! — присев на задние лапки, кошка начала долбить мою руку передними, а затем прижала ушки и укусила: — Вот тебе!!! Вот!!!
Устинья ещё несколько минут боролась с моей ладонью, пока окончательно не выдохлась, и не уснула. А мы продолжили путь к Университету.
Правда… оставалось закончить одно маленькое, но очень важное для нас всех дело.
+++
Как же я был счастлив, когда на эксперименте у меня получилось уехать от Толика за восемь с половиной километров и пальнуть в воздух столбом огня. Никакой головной боли… Никаких обжигающих печатей! Ощущение, словно я только что вылечился от очень страшной болезни.
Мне хочется танцевать! Мне хочется смеяться! Это просто непередаваемое чувство облегчения.
Правда, когда мы вернулись в общежитие, перед нами всплыла ещё одна проблема…
— КАК Я МОГЛА ПРО ЭТО ЗАБЫТЬ?!?!?! — взвыла Лина, когда я лёг на кровать, а рядом со мной примостилась Жуля. Радужки глаз волчицы окрасились в алый оттенок. Это говорило о том, что сейчас внутри богини усиленно циркулировала энергия, готовая вот-вот вырваться наружу.
— Мне хочется спать рядом с папочкой. Только с ним я чувствую себя в безопасности. — промурлыкала дракошка и уткнулась лицом мне в шею.
— ХОЗЯИН!!! — негодовала волчица, стоя над кроватью в одном нижнем белье: — Это как понимать⁈ Гони её отсюда! Место прислуги на коврике возле двери!
— Началось… — обречённо вздохнули Устинья и Рудольф, уже свернувшиеся в рогалик над моей головой.
— Всё верно. — согласилась Жуля: — Поэтому — дуй спать на коврик, пылесборник.
— Так! Прекратили обе. — холодно произнёс я: — Капитолина. Мне кажется, что ты стала забывать о своём положении на корабле. Я его ни в коем случае не преуменьшаю. Ты достойный член нашей команды. Только вот… мы с тобой заключили договор. Ты — моя. А, значит, что ты должна во всём меня поддерживать. Разве нет?
— Всё так, Господин. — согласилась Лина: — Просто… Эта наглая ящерица много себе позволяет.
— Значит, таков мой выбор. Ты хочешь пойти против?
— Никак нет, Господин. — виновато ответила волчица и опустила ушки.
— Тогда ложись и не суетись.
— Как скажешь… — Защитница Рима прилегла позади меня, а затем жадно притянула мою тушку к себе, едва слышно прошептав: — Не отдам…
Маньячек-собственниц становится всё больше. Похоже, надо что-то с этим делать, дабы не допустить «Королевскую битву».
— Кстати, всё хотел спросить. А, почему вы вечно рычите друг на друга? — сонно зевнув, поинтересовался я.
— К чему вопрос? — недовольно фыркнула Лина, уткнувшись лицом мне между лопаток.
— К тому, что ты помогала Жуле. А теперь вы враждуете.
— Помогала. — вздохнула волчица: — Но не даром говорят, что сделал доброе дело — беги! Вот так же и с Жулей. Она… относительно молодая. Возрастом не сильно старше Устиньи, Рудольф или Зловы. Но очень-очень вредная.
— Сама вредная! Ты навязывала мне свои мысли и идеи! — недовольно пробурчала Жуля.
— Как это? — удивился я.
— Она советовала мне то, что по итогу не сработало. — нахохлилась дракошка.
— Боже… — я лишь обречённо закатил глаза: — Действительно… ты ещё слишком молодая.
— Это я-то⁈ Тебе самому-то сколько, милый? — фыркнула Жуля, и заёрзав, ещё крепче прижалась ко мне.
— Достаточно, чтобы так говорить. — холодно ответил я: — В общем, спите! Нам завтра рано вставать. И тебя привязывать.
— Я просто хочу сказать, что Капитолина…
— Тихо. Всё! Закончили.
— Ладно…
Даже боги ссорятся из-за мелочей. Очень забавно, если учесть то, что они живут в разы дольше людей.
Не даром говорят, что старый — не значит мудрый.
+++
Всю неделю я следил за ремонтом заборов и работой парка.
Даже несмотря на шум со стороны СМИ, мой хороший друг Уткин смог выстроить всё в нашу пользу. Газетные заголовки, новостные ленты в социальных сетях и потоки информации из телевизора говорит о том, что «Берендеевский парк» без проблем смог отразить атаку двух бандитских группировок. И, что главное — сам парк при этом не пострадал.
Идиоты из «Когорты» сделали нам невероятную рекламу! В итоге, благодаря их нападению мы попросту подкрепили свой статус самого безопасного парка столицы.
И, естественно, от этой новости гостей стало ещё больше. Ох, как же я был рад!
Но охота не заканчивается…
Во-первых, я начал строительство небольшой военной базы для своей армии. Через закрытые каналы объявил набор новобранцев. Целью всего этого мероприятия — подготовка армии для похода на штаб «Золотой Когорты» в Лондоне. Да и парк надо бы немного укрепить. Кто знает, с чем нам придётся столкнуться в будущем?
Во-вторых, со мной захотел встретиться главарь наёмников. Неожиданно, что инициатива поступила с его стороны. Наверняка хочет поднять стоимость после нападения. Оно и немудрено. Я бы так же поступил. Ибо никому не хочется рисковать жизнью за просто так.
— Добрый день. — пока я пил кофе в одном из летних кафе своего собственного парка, за соседний столик присел Бармалей. Широкоплечий блондин внимательно посмотрел на Яну, но та засмущалась и убежала.
— Добрый. — казалось, что главарь наёмников разговаривает с газетой, а не со мной.
— Так, о чём вы хотели поговорить? — спросил я у кофейной чашки.
— О перспективах, Господин Демидов. Время идёт, и… всё очень быстро меняется. — блондин резко закрыл газету, а затем хлёстко ударил ею об стол. Его покрытое шрамами лицо даже не дрогнуло… Но глаза выдавали беспокойство: — Я не хочу разводить демагогии на тему существования в тени. Я не хочу ныть и жаловаться о том, что жизнь