Она молчала, уставившись в пол.
— Это твоя вина! Ты должен был позаботиться о ней! Да хотя бы замуж выдал. Даже если приданого нет, так ведь не страшненькая. Кто-нибудь бы да взял.
Девчонка вдруг свернулась в клубочек и разрыдалась.
— Эй, да ты чего? Дам я тебе монету, хоть и не получил ничего.
Брат внимательно вглядывался в мое лицо, а потом сказал:
— Ты так ничего и не понял?
— Не понял чего?
— Мы бритты.
Да ясен пень, бритты. Говор-то не наш, мягкий да картавый. И что?
И тут до меня дошло. Рунный бритт! Рунный! Хоть всего две руны, но то уже преступление.
— Не убивайте моего брата! — девчонка кинулась мне в ноги. — Он не виноват! Он не хотел! Это случайно вышло. Собака на меня кинулась, а он ее сильно пнул! Она и издохла. Он бы никогда…
Я ошарашенно смотрел на нее и не знал, как лучше и ответить. Вот кому повезло! С одного случайного удара отхватить божью благодать! Не то, что мне.
— Не надо, — мрачно буркнул бритт. — Если б первая руна была…
— И то правда. А как вторую получил? Стаю собак отпинал?
— Да не все ли равно? Ты теперь должен меня убить.
Должен. И снова я кому-то должен.
— С чего бы? Хёвдинг сказал, что можно убить рунного бритта безнаказанно. А что я должен его убить — ни слова не было.
— Так… ты не будешь его убивать? А ведь благодать! Ты станешь сильнее, — девка аж реветь перестала.
— Мне с его второй руны никакого прибытка. Фомрир дает мне силу лишь за смерть более сильных, чем я. Что убью его, что не убью — ничего не будет. Так как ты вторую руну получил? Поди, из дома носа не кажешь. Потому сестра и пошла торговать собой?
Парень покачал головой.
— Ты все еще не понял? После этой вашей благодати я по сути стал трупом. Ходячим мертвецом. Стоило мне показаться днем на людях, как меня бы убили. Потому я решил уйти из Сторборга. В леса.
— А-а. К другим рунным бриттам.
— Да. Но зачем им однорунный, без оружия и навыков? А ведь я должен и сестру защитить. Потому решил, что поднимусь до третьей руны, тогда и меня, и сестру возьмут. Сначала ходил по ночам, резал собак и овец в верхнем городе.
— У нордов, — пояснила сестра.
— Потом понял, что нужно убивать нордов. Так и уважения больше, и будет, о чем рассказать лесным. Попросил сестру привести кого-то помоложе. Она привела двурунного. Пока он штаны снимал, я ему проломил голову. Так у меня появился нож и боевой топор. В этот раз я сказал взять кого-то посильнее. Трупы в городе прятать несподручно. Хотел за раз на третью подняться. А эта дура привела пятирунного!
— Так я же не знала! Только и чувствовала, что сильнее тебя, как ты и хотел. А уж насколько… Как понять? Для меня вы все как одно, — всхлипнула она.
— Вон оно чего, — сообразил я. — Так меня сюда убивать привели.
Девчонка замолчала. Брат ее сидел, как прежде, только кулаки сжал да сам напрягся. Вот-вот прыгнет.
— Я-то думал, ты за ее честь вступился, потому сразу и не убил. А раз все не так…
— Ты только сестру не тронь. Не хотела она, — сквозь зубы произнес брат.
Я видел, что ему страшно. Страшно, но он держался молодцом. Не ожидал я такого от бритта.
— А дальше что? Убью я тебя. А она куда? На улицу? Собой торговать?
Он устало пожал плечами. Я задумался, как же дальше быть. Убивать никакого толку, оставить в живых — так ведь он мог и кого-то из наших прирезать. На Тулле бы силенок не хватило, а вот Видарссона или Аднтрудюра легко бы прибил. Да и все равно ненадолго. Рано или поздно схватили бы и его, и его сестру.
— Слушай, а почему Красная площадь зовется красной?
— Так ведь это… — удивился бритт, — когда норды захватывали город, на площади собрались оставшиеся бритты. Там были и их жены, и дети, и старики-родители, и уже понятно было, что не выдюжат. Потому упали бритты на колени, бросили оружие и взмолились, чтоб не тронули их семьи. Но не пощадили их норды, убили всех до единого. Крови было столько, что земля пропиталась ей и долго оставалась красной. Сейчас уже не видно ничего, но название так и осталось.
— Зря бросили оружие. Если б храбро сражались до последнего человека, может, и пощадили бы остальных. Видать, посчитали, что ваша кровь — кровь слабаков, и нет смысла оставлять женщин, от которых слабаки будут рождаться.
— Может, и так. Давно это было.
— А стихи складывать умеешь?
Парень еще не понял, к чему эти вопросы, но почуял, что дело важное.
— Умею, только не по вашему, а иначе.
— На нашем языке?
— Могу и на вашем.
— А ну сказани чего-нибудь.
Бритт сглотнул слюну, поднял глаза к небу и прочитал-пропел:
— Кто одинок в печали, Тот чаще мечтает О помочи божьей, Когда на тропе далекой, На морской, незнакомой С тоскою в сердце Он меряет взмахами Море ледяное, Одинокий изгнанник, И знает: судьба всесильна.[1]
Глава 7
Тяжелый взгляд Альрика не предвещал ничего хорошего. Он заснул лишь под утро в объятиях двух женщин, и мое радостное приветствие почему-то не осчастливило его.
— Тебе прям сейчас надо?
— Я насчет скальда.
Он скривился, распихал своих баб, вылез из-под одеяла. Голышом прошел до стола и в два глотка выхлебал остатки из кувшина, что бы там ни было. Сел напротив меня, положил руки на стол и сказал:
— Ну, давай. Что ты натворил? Кого убил? Почему без шестой руны?
Я покосился на женщин.
— Лучше бы без них.
Беззащитный, не пошевелившись, рявкнул так, будто был на корабле в бурю:
— Подъем! А ну выметайтесь!
Спящих красоток будто подбросило на лавке. Они взметнулись, схватили свои вещи, подобрали выпавшие монеты и исчезли за дверью.
— Ну?
— Я нашел нам скальда. Никого не убил, ничего не натворил.
— Кто?
— Я. Я никого не убил и ничего не натворил.
— А он?
— А он убил.
Альрик дернулся и окончательно проснулся.
— Что? Кто кого убил?
— Скальд, которого я нашел, — терпеливо повторил я. — Ты же сказал, без скальда не возвращаться. Я нашел скальда. У него стихи чудные, не похожи на наши висы, но хорошие. Песни знает.
