и прелестная замена смерти». Он чувствовал: это название каким-то образом с ним связано. И это доставляло ему удовольствие, ибо последние десять лет он не находил ничего в этом мире, что имело бы хоть какую-нибудь связь с его особой.
В Райских Пастбищах несколько семейств были готовы принять постояльца. Джуниус посетил их и остановил свой выбор на ферме вдовы Куокер. Вдова нуждалась в деньгах, а он, в свою очередь, был согласен спать не в доме, а в сарае. У миссис Куокер было двое детей. Кроме того, она держала работника.
Теплый климат благотворно сказался на легких Джуниуса Молтби. Через год он приобрел здоровый цвет лица и прибавил в весе. Он вел спокойную и счастливую жизнь и, что особенно его радовало, до предела обленился и совершенно выбросил из головы предыдущие десять лет своей жизни. Он перестал причесываться, очки держались на самом кончике носа: зрение его улучшилось, и очки он теперь носил, собственно, по привычке. Целый день он разгуливал с веточкой в зубах – тоже неизменная привычка людей ленивых и задумчивых. Он выздоровел в 1910 году.
Год спустя миссис Куокер забеспокоилась, что о ней скажут соседи. Когда ей пришло в голову, что присутствие в ее доме постороннего мужчины может быть истолковано превратно, она стала нервной и раздражительной. И когда Джуниус окончательно выздоровел, вдова сообщила ему о своих опасениях. Он женился на ней с радостью и без промедления. Теперь у него был дом и безоблачное будущее. Новоиспеченной миссис Молтби принадлежали двести акров лугов и пять акров земли, занятые садом и огородом. Джуниус послал за книгами и своим старым креслом с откидной спинкой, а кроме того, выписал довольно приличную копию «Кардинала» Веласкеса. Будущее представлялось ему приятным солнечным днем.
Миссис Молтби сразу рассчитала работника и попыталась приспособить к делу супруга, но встретила сопротивление, совершенно непреодолимое по той причине, что его вроде как бы и не было – все удары попадали в пустоту. Выздоравливая, Джуниус полюбил безделье. Он любил и долину, и свою ферму, но любил их в первозданном виде. Он совершенно не собирался что-нибудь сажать или, наоборот, выкорчевывать. Если миссис Молтби вручала ему лопату и отправляла в огород, несколько часов спустя – уж будьте уверены – она обнаруживала его где-нибудь на лугу, где он сидел, меланхолично свесив ноги в ручеек и листая книжку под названием «Похищение».
Тут он начинал просить прощения; в общем-то он и сам не понимал, как все это получилось. Но все неизменно получалось именно так.
Поначалу жена ворчала на него за лень и неряшливость, но довольно скоро он научился пропускать мимо ушей все, что она говорила. Просто невежливо, считал он, замечать ее, когда она ведет себя не как леди. Это все равно, что пялиться на калеку. И миссис Молтби, так и не сумев перебороть его лень, спустя некоторое время сама перестала следить за собою. Теперь она часто плакала.
За последующие шесть лет Молтби сильно обеднели. Джуниусу просто-напросто было плевать на ферму. Им пришлось продать несколько акров лугов, чтобы купить продуктов и кое-что из одежды, но даже после этого они жили голодновато. Нищета оседлала ферму, семья Молтби ходила в отрепьях. У них не было приличной одежды, зато Джуниус открыл для себя статьи Дэвида Грейсона. Его единственной и постоянной одеждой был рабочий комбинезон; он проводил все время, сидя у ручья под платанами и предаваясь размышлениям. Иногда он читал жене и сыновьям очерки Стивенсона.
В начале 1917 года миссис Молтби поняла, что ждет ребенка, а в конце года, когда началась война, эпидемия инфлюэнцы нанесла их семье злобный, хладнокровный удар. Оба мальчика слегли в один день оттого, как видно, что постоянно недоедали. В течение трех дней болезнь, казалось, просто захлестнула дом. Ребятишки метались в жару и лихорадке. Они нервно теребили края одеял, словно цеплялись таким образом за жизнь. Три дня они сопротивлялись болезни, на четвертый мальчиков не стало. Мать не знала этого, – она в это время рожала, а у соседей, которые пришли помочь по дому, не хватило смелости, а возможно, жестокости, чтобы сообщить ей об этом. Когда она рожала, ее била свирепая лихорадка. Она умерла, так и не успев увидеть новорожденного.
Соседки, которые помогали при родах, рассказывали, что Джуниус Молтби сидел возле ручья и читал книгу, пока его жена и дети умирали. Но это было верно лишь отчасти. В тот день, когда умерли оба мальчика, Джуниус действительно сидел у ручья, болтая в воде ногами, – он просто не знал, что они заболели. Потом, когда он понял, что случилось, он был как в тумане: метался от одного к другому и нес какую-то чепуху. Старшему мальчику он рассказывал, как делаются бриллианты. Другому принялся объяснять красоту, происхождение и символику свастики. Один из мальчиков умер, пока он читал вслух вторую главу «Острова сокровищ», и он даже не заметил, что это случилось, пока не дочитал главу до конца и не поднял глаза. Все эти дни он был как помешанный. Он приносил им то немногое, что, по его мнению, могло скрасить их последние часы, но у них не было сил бороться со смертью. Он понимал это, и ему становилось совсем жутко.
Когда их похоронили, Джуниус снова пошел к ручью и прочитал несколько страниц из «Путешествия с ослом». Он тихо посмеялся над упрямством Модестины – ну кто, кроме Стивенсона, мог назвать ослицу Модестиной?
Одна соседка позвала его в дом и принялась отчитывать так яростно, что он растерялся и перестал ее слушать. Подбоченившись, она с презрением смотрела на него. Потом она принесла новорожденного – это был сын – и сунула его Джуниусу в руки. У калитки она оглянулась: он стоял с ревущим младенцем на руках. Положить его было некуда, и он стоял так еще долго.
Много всякого рассказывали о нем в деревне. Иные его недолюбливали: люди деловые и энергичные часто недолюбливают лентяев, – порой завидовали его беспечности, а чаще жалели – никчемный, бестолковый человек. Но никто в долине не догадывался, что он счастлив.
Рассказывали, что, по совету врача, Джуниус купил козу, чтобы кормить ребенка козьим молоком. Он не спросил даже, коза это или козел, ни слова не сказал он и о том, зачем нужна ему коза. Когда покупку привели к нему во двор, он заглянул ей между ног и спросил совершенно серьезно:
– Это нормальная коза?
– Конечно, – сказал хозяин.
– Но разве тут вот, между задних ног, не должно быть вымени или еще там чего-то – для молока?
Жители долины помирали
