и океаном сновали кокосовые крабы, едва различимые в темноте. На горизонте светились точки. Это не могла быть Флорида – до нее было рукой подать, но все же слишком далеко. Тем не менее мне доставляло удовольствие воображать, будто это Майами, с которым у меня связано столько семейных воспоминаний. Дядя Сол по-прежнему жил там, в Коконат Гроув, в домике, окруженном манговыми деревьями. Я его регулярно навещал, но после выхода “Правды о деле Гарри Квеберта” начались съемки, и я давно его не видел. Мне захотелось его услышать, и я тут же позвонил. Голос у него был бодрый.
– Дядя Сол, сколько лет, сколько зим, – сказал я.
– Знаю, время летит так быстро.
– Ты не приехал на съемки фильма…
– Так лучше. Еще раз спасибо за билет на самолет, надеюсь, ты не сердишься, что я тебя подвел.
– Я понимаю. Дядя Сол, я хочу с тобой повидаться.
– С радостью. Когда?
– Завтра?
– Завтра… если хочешь, – слегка удивленно отозвался он. – Это и вправду будет чудесно.
Дядя и его семья значили для меня очень много. Мы называли их Гольдманы-из-Балтимора, те, кому во всем сопутствовал успех, в отличие от нас, меня с родителями – Гольдманов-из-Монклера. В этой книге не место рассказывать о судьбе Гольдманов-из-Балтимора, но их стоит здесь упомянуть: сейчас я понимаю, что, видимо, как раз в ту ночь, на Харбор Айленде, в моем писательском мозгу зародилась мысль посвятить им книгу, которую я в итоге напишу два года спустя, – “Книгу Балтиморов”.
Выдержка из полицейского протокола
Допрос Уолтера Кэрри
[Показания записаны в помещении уголовного отдела полиции штата в воскресенье, 4 апреля 1999 года.]
Уолтер, вам что-нибудь говорит имя Деборы Майлз?
Да, конечно. Мы с ней встречались пять лет назад. Но вы, наверное, сами знаете, раз спрашиваете. Думаю, вы в курсе того, как я слетел с катушек.
Действительно в курсе. Вы можете рассказать про тот декабрьский вечер, когда вы пытались к ней вломиться?
Я не пытался к ней вламываться, я хотел с ней поговорить; она захлопнула дверь у меня перед носом, я разозлился и запустил камнем в окно. Очень глупо с моей стороны, гордиться тут нечем. Я перепил, но это уж точно не оправдание. Я не хотел ей сделать ничего плохого или силой врываться в дом. Если бы она попросила меня уйти, я бы сразу ушел. Только на посмешище себя выставил в этой истории. К счастью, у меня был друг Эрик, я к нему в Салем несколько раз ездил на выходных, отвлечься.
Вы, видимо, очень близки с Эриком Донованом.
Он мой друг детства. Мы вместе выросли.
И с Аляской вы познакомились благодаря ему, верно?
Именно. Аляска была из компании девушек, с которой мы часто пересекались в Салеме. Эрик с одной из них встречался. Прямо помешался на ней, а она повела себя как шлюха, дала ему от ворот поворот эсэмэской. Разбила ему сердце, бедняге. В общем, он еще из-за их разрыва вернулся в Маунт-Плезант.
В самом деле, он нам об этом говорил. Значит, если не ошибаюсь, он вернулся в Маунт-Плезант раньше, чем к вам приехала Аляска.
Да. Не помню уже точно, когда это было, но Аляска ко мне переехала через несколько недель.
Что заставило Аляску уехать из Салема?
Мы же про это уже десять раз говорили… Хотела переменить обстановку.
Меня интересует, не хотела ли она переехать к Эрику?
Хватит уже про это, не было ничего у Эрика с Аляской. Не знаю, кто вам такое в голову вбил.
Ваша мать.
Не стоит слушать все, что говорит моя мать, уж я-то знаю.
Расскажите, как вы встретились с Аляской.
Первый раз я ее увидел весной 1998 года. В том баре в Салеме, “Блю лагун”. Влюбился с первого взгляда. Глаз от нее отвести не мог.
Ваши чувства были взаимными?
Ну, немножко она меня помариновала. Я прекрасно видел, что нравлюсь ей, но надо было за ней поухаживать. Да я, впрочем, и не возражал. Помню тот вечер, когда она меня наконец поцеловала. Сама прыгнула: мы были на улице, она меня ухватила за шиворот и впилась мне в губы. Черт… не могу поверить, что она умерла…
[Рыдания.]
Хотите, сделаем перерыв?
Нет. Нет, все в порядке… то есть не в порядке, но не надо перерыва.
У Аляски были причины чувствовать, что ей грозит опасность?
Нет.
Но она получала угрозы.
Это я от вас узнал.
Она вам никогда про это не говорила?
Ни разу.
Вы не заметили каких-то изменений в поведении Аляски за последнее время?
Я вам говорил, между нами не все ладилось. Она бывала в дурном настроении, срывалась на меня…
Я имел в виду скорее нервозность, беспокойство. Какие-то совершенно необычные реакции.
Ничего такого.
Уолтер, в ночь своей смерти Аляска, похоже, возвращалась в вашу квартиру. Вероятно, прямо перед тем, как отправиться на Грей Бич.
Что это вы такое говорите?
Свидетель утверждает, что видел ее машину в час сорок ночи. Она возвращалась за вещами?
Понятия не имею.
Где вы были в час сорок ночи с пятницы на субботу?
В “Нэшнл энфем”, я вам уже говорил.
Проблема в том, что у нас нет свидетеля, который бы официально подтвердил, что видел вас в момент закрытия бара.
Ничего удивительного, там была чертова прорва народу. Да и как бы я об этом знал, если бы меня там не было? Люди не хотели уходить, вмешались копы.
С вашего позволения, нам нужно взять у вас ДНК.
Конечно, с чего бы мне возражать.
Через два дня после убийства
Понедельник, 5 апреля 1999 года
ДНК взяли в зале для допросов. Все заняло пару секунд: лаборант-криминалист потер во рту Уолтера Кэрри ватной палочкой. Когда процедура была закончена, Уолтер натянул куртку и забрал газету, которую таскал с собой. В то утро Аляска красовалась на первых страницах всех ежедневных газет Нью-Гэмпшира. Уходя, Уолтер шепнул полицейским:
– Она мечтала однажды оказаться на первых полосах…
Отныне фото с улыбающимся лицом девушки было в руках у всех, на кухнях, в кафе, в автобусах, в залах ожидания. Все только о ней и говорили. А в конце всех статей повторялся призыв к читателям: “Если вы видели эту девушку вечером в пятницу, 2 апреля, или имеете какую-либо информацию о ней, просим связаться с отделом уголовного розыска полиции…”
Следователи очень рассчитывали найти свидетелей, чтобы двинуться дальше. Казински накануне объехал местные рестораны, но безрезультатно. Аляску никто не видел. Полиция надеялась, что повсеместное распространение ее фотографии пробудит чьи-нибудь воспоминания. Так и
