применении в штатах Америки аппарата под названием «детектор лжи», Вася Репин вдруг попросил у меня одеколон. С досадой, мне все время мешали, я отложил книгу на тумбочку и, пошарив в ящике, выдал флакон. Хотя я ни о чем не спрашивал, Вася, откупорив пробку и принюхиваясь, загудел, объясняя:
– Я товарища Ковалеву пригласил в кино. Там хорошая музыкальная картина.
Фамилия знакомая, а, та самая Аля! Или Валя? Фабричная конторщица. Я молчал, очень интересное место в книге попалось. Слушал Репина вполуха.
– Я предлагал в планетарий. Но все же барышня, кино ей веселее. У меня ж не только личный интерес! – Он щедро плеснул из флакона на ладонь, похлопал по шее. – Я и для следствия думаю расспросить. Был у нее раз, но случая толком поговорить не выпало.
– Да что вы объясняетесь, Вася.
Поставив одеколон на место, он еще помялся и вдруг выпалил решительно:
– Идемте с нами!
– Зачем это? – Я почти рассмеялся. – Информатор ваш, барышня, вряд ли обрадуется. Нужен я вам, как телеге пятое колесо.
– Нет, – он чуть покраснел, потер скулу под повязкой на глазу, – мне бы проще так. С ней. Свободнее. Пойдете?
Корпус «для холостяков» наполнялся шумом голосов. В огородах под окнами завели гармонику. За занавеской загрохотали какие-то доски, этажом ниже хлопали окна. Почитать не удастся!
– Ладно. Дайте разыщу свежую рубашку.
Про себя я решил, что при первом же удобном случае уйду, оставлю их вдвоем.
Лиловел неожиданно теплый для осени московский вечер. Звуки на улицах стали громче, смелее. Во всем чувствовалось освобождение от дневной суеты. Нырнул под треугольник «берегись» переполненный грохочущий трамвай, рассыпая над шпалами зеленые искры. С хохотом, окликами к нему спешили девушки, по виду служащие. Чистильщики обуви азартно завлекали клиентуру. Громадный белый циферблат часов на здании «Известий ЦИК СССР и ВЦИК» сиял молочным, тоже свободным от житейских забот, светом. Толпа, освещенная им, двигалась, торопилась, сгущалась у лавок «Моссельпрома», обуви «Скороход», витрины «Живые цветы». Над улицей хлопала от ветра растяжка-лозунг: «Чистка Мосторга началась! Телефон комиссии…»
Кинотеатр, подпираемый справа крытым рынком, где продавали урожай с окрестных огородов, и строительными лесами станции метро, фасадом смотрел на Арбатскую площадь. За ней тянулась улица блестящих боками домов в стиле модерн, выстроенных до мировой войны. Мы с Васей устроились на площади, прямо на парапете фонтана со скульптурой толстого мальчишки в обнимку с дельфином. Говорить не хотелось. Ленивое, «выходное» настроение накрыло и нас. Наконец Вася поднялся, одергивая пиджак и радостно улыбаясь. Алечка (или Валечка, черт, я забыл уточнить у Репы) подходила к нам смущенная, конфузливо поправляя беретик. Пока мы здоровались – присмотрелся, совсем не красавица, коренастая, курносенькая. Но свежие щеки и белые круглые локти с ямочками были хороши. Она немного смущалась своих неизящных коричневых штиблет с носочками, тесной кофточки с короткими рукавами, тискала под мышкой сумку. Я не слишком завистлив. Но вдруг поймал себя на том, что, пожалуй, завидую Васе Репину. Девушка трогательно держалась за его локоть кончиками пальцев. Вася сиял, как самовар в нашем «корпусе холостяков», и явно задумывал из холостяков выйти. Все у них было так понятно и хорошо. Мы прошлись вокруг фонтана. Я усердно расписывал Васины подвиги на службе. Когда подошло время брать билеты на сеанс, попробовал было смыться, отговорившись важным делом, но Репин посмотрел на меня со значением. Пришлось остаться, хоть я и казался себе форменным дураком. Здание кинотеатра, обклеенное афишами, вперемешку старыми и новыми, смотрелось впечатляюще. Из-под плаката заграничного боевика «Чанг» с намалеванным слоном торчала реклама производственной драмы, а рядом помещалась афиша американской картины «Тарзан». Москва пережила прямо-таки короткое помешательство на этом фильме! В киосках до сих пор продавали открытки с обезьяной Читой. На самой свежей афише дымил теплоход с веселыми трубачами в светлых костюмах. У касс толпа, как в базарный день! Не пробиться. Картина звуковая, музыкальная комедия. Двигая плечом и локтями, я пробрался к окошку кассы, иногда бормоча: «Товарищи, я из милиции». Товарищи неохотно, но расступались. Давно обнаружил, что некоторая прививка ростовского нахальства не лишняя! Разыскав в зале места, мы, наконец, устроились. Сеанс не начался, зрители ходили туда-сюда и стучали стульями. На ряду позади нас смешливые барышни то и дело просили то меня, то Репу подвинуться. Аля (Валя?) не выдержала и, обернувшись, строго на них посмотрела. В не слишком тесном зале благоухало, как в будуаре дамы средних лет. Вася переборщил с моим одеколоном. Я немного отодвинул стул, снова вызвав позади смешки и шепот. Вася сдержал обещание и вполголоса заговорил с барышней (точно Аля!) о событиях на фабрике. По ее словам, Носа не было долго, но теперь вернулся. На фабрику его доставляли в автомобиле, в цеху был «сопровождающий». Видимо, несмотря на подозрения и разбирательство, не стали рубить сплеча. Или, что вероятнее, его оказалось просто некем заменить.
– Не знаю, – говорила Аля, разглаживая на коленях ткань юбки, – как он разбирает все это? Раз попробовал мне показать, я попыталась, – она потупилась, – вроде бы как сушеным чем-то пахнет. Ничем больше. – Она сморщила носик.
Начался журнал, довольно интересный, «Москва – Кара-Кумы – Москва» об автопробеге через пустыню, и на нас зашикали.
После сеанса мы решили прогуляться. Аля шла с мечтательным выражением на лице, тихо напевая мелодию из кинокартины. Кино в самом деле было отличное! У бывшего ресторана «Прага», под плакатом «Посещайте столовую-закусочную. К. Ворошилов», стояла тележка с мороженым и напитками – невиданное в провинции дело. Вася тут же приобрел пару бутылок холодного пива и мороженое для барышни. Общий разговор не слишком клеился. В переулке у «Дома Моссельпрома» я с легким сердцем стал прощаться и тут же заприметил в переулке знакомый автомобиль. Аля, задрав голову на окна, всплеснула руками:
– Ой, тут ведь Кулагин наш жил, директор. Бедная его жена. Какой с ней был скандал на праздновании Международного дня женщин, это ужас! – Она с удовольствием надкусила круглую вафельку.
– А мне вы не говорили об этом! – с укором сказал Вася.
– Так вы и не спрашиваете, все за руку держите. – Аля хихикнула.
– Разговор не заходил, чтобы прямо, – пожал плечами Репа. – Ну и теперь же ясно, Нос виноват.
Уходить я передумал. Извиняюще подмигнув Васе, «мол, для дела», я предложил присесть на лавочку под фонарем, спросил:
– А зачем парфюмеру это было нужно – отравить Кулагина? Как на фабрике думают, обсуждают ведь?
Аля заволновалась, достала платок из сумочки, обтерла липкие пальцы, нервно скомкала.
– Ой, я не хочу наговаривать. Сплетни всякие ходят. Так не всем же верить?
Репа в сумерках
