Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 121
тренд происходящего в мировом образовании 80.
Вместе с тем, отказываться от принципа свободы в образовании было бы также принципиально неверно. Система человекомуравейника по образцу знаменитой оруэлловской утопии вряд ли сможет создать человека, способного к осмысленному восприятию ценностей, культурной трансляции и развитию. «Стойте в свободе, которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства», — призывает апостол Павел в послании к галатам.
Как выйти из коллизии между свободой и ответственностью? Такой выход предлагается в рамках христианской педагогики. Само понятие «свобода» трактуется в теориях педагогики либерального спектра как антитеза несвободе. Чтобы обрести свободу, по логике этого подхода, необходимо преодолеть то, что ее ограничивает. Христианская педагогика, особенно педагогика православная, говорит о свободе в другом смысле, как свободе воли в выборе между добром и злом. Человек при любой системе в выборе между добром и злом внутренне свободен. И этот выбор осуществляется фактически каждый миг времени. Показать развилку выбора, объяснить, что есть добро и зло — в этом и состоит основная задача христианской педагогики.
Могут возразить, что христианская педагогика может быть применима только в рамках специальных религиозных учреждений, ввиду светскости образования, действия принципа отделения Церкви от государства. Не покушаясь в данном докладе на сам этот принцип, что должно, вероятно стать предметом специального рассмотрения, выскажу ту точку зрения, что нет никаких препятствий в использовании методологии христианской педагогики. Ведь существует же, например, вальдорфская педагогика, выстроенная на религиозном фундаменте антропософии. Да и другие педагогические школы опираются на ту или иную мировоззренческую систему, отвечающую так или иначе и на ключевые вопросы религии. Почему в таком случае нельзя обратиться к педагогике христианской, достаточно хорошо разработанной и практически апробированной?
Педагог, сообразно с методологией христианской педагогики, выстраивает свою деятельность с опорой на четыре базовые принципа, раскрывающие четыре типа отношений — принцип христоцентричности — отношение к Богу; принцип экклезиологичности — отношение к Церкви; принцип педоцентричности — отношение к ребенку; принцип миссиоцентричности — отношение к себе, как выражение миссии учителя. Для светской школы этот подход мог бы быть адаптирован через следующий перечень базовых отношений — отношение к идеальному, отношение к обществу, отношение к учащемуся и отношение к педагогу. Модель образования при таком позиционировании фундаментальных отношений оказывается более интегральной, чем все другие педагогические модели.
Формирование ответственности предполагает ступенчатую систему восхождения — ответственность за себя; ответственность за семью; ответственность за коллектив; ответственность за свой двор, город, регион; ответственность за страну; ответственность за человечество. И свобода, и ответственность должны быть соединены в единую логически выстраиваемую систему человекостроительства.
На базе императива свободы формируются такие желаемые качества человека будущего, как 1. инициативность; 2. Творческая индивидуальность; 3. человеческое достоинство. Императив ответственности задает основы формирования других качественных характеристик человека — 1. патриотизм; 2. социальная ориентированность, чувство долга; 3. работа в команда. Не противопоставление свободы и ответственности, не ограничение одним другого, а синтез должен определять модели новой педагогики.
Угроза «цифрового концлагеря» как тотальной несвободы
Вызов лишения человека свободы особенно резко актуализировался в 2020 году в связи с принятием ведущими странами мира мер, названных профилактическими, суть которых, если говорить упрощенно, свелась к ограничению права перемещения и произвольного выхода из своего жилища. Был фактически на мировом уровне брошен вызов Всеобщей декларации прав человека, заявляющей статьей 13 — невозможность ограничения права перемещения и статьей 30 — невозможность купирования любым государством и под любым предлогом какой-либо новеллы этого, претендующего на всечеловеческую консенсусность документа 81. И мир относительно спокойно эти ограничения принял. Был создан прецедент, на основании которого и в другой, и в третий раз свободы под благовидным предлогом могут быть ограничены.
Об угрозах установления глобальной системы «цифрового тоталитаризма», «цифрового фашизма», «цифрового рабства» стали говорить еще до пандемии 82. Мировая событийная развертка 2020 г. обнаружила прямое соотнесение с описываемой ранее моделью.
Симптоматические проявления модели — тотальность контроля за человечеством при помощи «умных систем»; сидящие по своей квартирам люди, с ограниченным правом передвижений; наличие специальных пропусков разных категорий для перемещения; пустые храмы, в которые вход либо запрещен, либо входить не рекомендуется, в том числе и самими священнослужителями; запрещение проведение групповых сходок, а соответственно, и блокирование возможности на осуществление акций протеста; угрозы криминализации на распространение информации в отношении коронавируса, противоречащей официальной позиции, запрет на сомнение в серьезности вызова; лица в масках как символы унификации и лояльности — в совокупности и отдельно все это фактически воспроизводит канву знаменитых антиутопий. Изданный впервые в 1949 году роман Дж. Оруэлла «1984», направленный против Советского Союза, реальности не соответствовал и являлся продуктом «холодной войны». Однако в настоящее время оруэлловский роман приобретает актуализацию и соответствующие коннотации 83.
«Если бы каждый выходил из дома, когда ему заблагорассудится, то легко станут возникать преступления» — гласила древнекитайская легистская максима. Но со времен Цинь Ши Хуана минули уже тысячелетия 84. Да и китайская система контроля, показанная в том числе при антикоронавирусных акциях, годится далеко не для всех сообществ. Вызов сохраняется — в какой мере свободой можно пожертвовать во имя безопасности, или даже точнее — представлений о безопасности.
Между тем, уже используется понятие «цифровой человек». Цифровой человек отличается от человека социального и представляет собой либеральный антропологических идеал. Во-первых, такой человек существует, прежде всего, в виртуальной реальности, тогда как реальные связи с социумом разрываются или минимизируются (по крайней мере создается иллюзия такого разрыва). Цифровая эмиграция оказывается реализацией либерального принципа автономности индивидуума. Во-вторых, такой человек самоконструируем, так как имеет цифровую природу. Он может себе сконструировать, как угодно, вне зависимости от императивов социума. Это и есть выражение либерального принципа абсолютной свободы (включая свободу от имени, от пола, даже свободу от «Я»).
И вот, то тут, то там создаются площадки криэйторов, где обсуждается инновационное будущее. В реальности это и есть закамуфлированные центры либерализма. Они формируют сеть. Результатом из деятельности является создание устойчивых негативных ассоциаций, особенно в глазах молодежи, мира архаики, в котором государство, религия, традиция и т. п.
* * *
Отказ от идеи свободы, отбрасывание ее ввиду того, что она использовалась либералами, было бы, таким
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 121
