— Я не вспомню ничего, даже если ты причинишь мне невыносимую боль! У меня сердце слабое! Убьешь меня — и данные с флешки попадут во все медиа каналы страны! Босс тебя тогда собственноручно пристрелит, не сомневайся!
Почему эта спасительная мысль не пришла к ней в голову раньше? Как бы то ни было, Лысый после этой тирады подбоченился и теперь задумчиво переводил взгляд с Леры на клещи. Затем неопределенно мотнул головой. Такое движение могло означать как «не то, чтобы я тебе верю…», так и «ну, допустим ты не врешь…». Что бы он ни подразумевал, палач не спеша, очень бережно отложил клещи в свой чемоданчик. Перед тем, как он вышел, Лера жалобно простонала:
— А развязать?
— Влом. Так сиди. Не сахарная, не растаешь.
— Хотя бы воды принеси.
Лысый то ли кивнул, то ли мотнул головой и захлопнул за собой дверь.
Лера осторожно попробовала пошевелить руками. Ремни не позволяли широкую амплитуду, но все равно стало понятно, что ее здоровье значительно не пострадало. Очевидно, все эти болевые точки, на которые воздействовал Лысый, не нарушали общей физиологии организма. Сердце у девушки было надежное, — иначе такую боль просто не выдержать! — и теперь оно ровно отстукивало положенный ритм.
Ей ужасно хотелось в туалет, и она пожалела, что постеснялась воспользоваться ведром, когда была такая возможность. Если бы знать, сколько ей предстояло провести времени в одиночестве, было бы не так страшно.
Через целую вечность, а может и через пять минут после ухода Лысого в двери щелкнул замок, железная ручка плавно опустилась, и в комнату вошла Зара, та самая изумительной красоты женщина. Кажется, в ее глазах мелькнуло сострадание, прежде, чем она отвернулась, но какая Лере польза от чужого сострадания, если оно крепко спаяно со страхом или нездоровой преданностью злу?
Зайдя в пыточную, женщина затащила за собой толстый, кремовый матрас и сразу растеряла все свое очарование, став частью Лериных мучений. Выходит, она не только заботилась о монстре, но и к его жертвам имела непосредственное отношение. Она знала и про это ужасное место, и про пострадавших. И все равно подавала своему хозяину великолепный кофе со специями, грустно при этом улыбаясь.
Лера прошептала:
— Все болит и ужасно хочется в туалет…
Ноль реакции. Женщина деловито пристраивала матрас в углу комнаты — тот занял половину свободного пространства. Лера напрягла вовсю натуженный голос и прохрипела:
— Это пытка такая — заставить меня сходить под себя, чтобы еще больше унизить?
Зара быстро взглянула на нее, потом опасливо покосилась на глазок камеры. Затем развязала Леру и помогла ей, на затекших, ослабших конечностях доковылять до ведра. А потом деликатно выскользнула наружу.
Глава 21
Вскоре женщина вернулась с подносом, заставленном простой едой. Домашний куриный суп да хлеб. Сначала измученная девушка посмотрела на еду с раздражением. Обожгло неприятное чувство, что о ней заботятся, как о поросенке, приготовленном на убой. Сейчас покормят, а завтра… Зарежут?
Она уселась на краешек матраса, пристроила на коленях тарелку и равнодушно обхватила пальцами ложку, но тут же с криком ее выронила. Рассмотрела вблизи подушечки пальцев — они, как и некоторые фаланги покраснели и распухли вокруг точек запекшейся крови. Два ногтя неравномерно багровели — в них пронзительно пульсировала боль. Лера переложила ложку в наименее пострадавшие пальцы.
Через ком в горле заставила себя съесть несколько глотков бульона. Как ни странно, после третьей ложки мысли о бумеранге, сильно сбившемся с курса, и прочей печальной тематике уступили место здоровому аппетиту, и девушка хлебом вылизала всю еду подчистую. Поставила опустевшие тарелки на поднос, подтянула к груди колени и осторожно обхватила ноги, стараясь не прикасаться к пострадавшим пальцам.
Женщина тем временем сняла с себя шикарную шаль с восточными мотивами и расстелила ее на полу перед матрасом. Уселась, изящно сложив стройные щиколотки одна на другую, и незаметно впихнула в ладонь пленнице смятую бумажку. Она будто невзначай загораживала Леру от траектории глазка, давая спокойно прочитать написанное:
«Зачем сопротивляешься?!!! Это страшные люди! Делай все, что им нужно, и тогда будет шанс выжить!»
У Леры аж слезы набежали при виде наспех нацарапанных слов. В них крылось искореженное какое-то, но однозначное неравнодушие! Она взяла Зару за руку и прошептала:
— Они предлагают мне ужасное… Я не могу так… Помоги мне сбежать! Давай сбежим отсюда вместе! Я знаю, ты не одобряешь того, что здесь происходит…
Но красавица с укором покачала головой, как мать проказливому ребенку. Так нельзя себя вести, что ты!
Медленно выдернула свое запястье из слабых Лериных пальцев. Отобрала осторожно записку. Встала, грациозно покачнувшись, и ушла, осуждающе цокая брендовыми каблучками. Недорого же стоило ее сочувствие!
На Леру снова накатила тоска. Она взглянула на чужой матрас и не удержалась от брезгливости. И на этом сегодня надлежит спать? Чистое белье ей, конечно, дать не удосужились. Ни подушки — голову прислонить, ни одеяла, чтобы накрыться.
Нахлынула жалость к себе. Почему они не могут ее забыть? Просто оставить в покое? Почему ее, как дикого зверя заперли в клетку и мучают…
Как ни крепилась, из глаз брызнули слезы и она громко, с чувством произнесла:
— Гады. Ненавижу! Чтоб вы все сдохли!
От этих слов ей стало чуть легче. Как будто яд из нее сейчас с этими звуками просочился наружу, оставив после себя сухой, выжженный след в душе.
Богдана когда-то уверяла, что сильные желания обладают силой воплощения. Поэтому их надо впускать в себя разборчиво, как гостей в свой дом. Не пригласишь ведь к себе головореза или насильника… Но Богдана никогда не встречалась с Ваграмом. Она понятия не имела, каково это — ждать своей смерти после пытки.
— Ээ… Так хорошо шла, а заблудилась на последней развилке! — раздался вдруг негромкий голос над ее ухом. — Вставай, Чаялэ! Настало время расправить крылья.
Лера вздрогнула от радостного предчувствия, потянулась за голосом и от этого очнулась. Открыла глаза и беспомощно заморгала. Поначалу испугалась, что ослепла. Ничего не видно, густой мрак повсюду. Ни окна, ни форточки, ни даже маленькой щелочки, пропускавшей свет!
Девушка осторожно поднялась с матраса и, держась за стенку, направилась туда, где вроде бы располагалась дверь. Нащупав ее холодное, металлическое покрытие, она легла на пол и прильнула лицом к щели, из которой струился тонкий, восхитительный ручеек свежего воздуха.
Вот бы стать сквозняком, просочиться под дверью наружу и вылететь из этого здания на свободу! Пролететь над лесом и — прямо в облака… Там хорошо: нет границ, нет стен, нет жестоких сердец и острых иголок…
Ее мечты нарушил резкий, глухой хлопок вдалеке. Кажется, кто-то упал плашмя. Или нет… Скорее, деревяшка шлепнулась свысока.
