по своим делам, Марк сворачивает в сторону ближайшей закусочной. И, несмотря на очередь, всего через минуту возвращается с горячим бургером и большим стаканчиком капучино.
— Теперь и не знаю, что мне нравится в тебе больше: секс или умение добывать еду.
Изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не расцеловать этого невозможного мужчину. И тут же жадно вгрызаюсь в аппетитный бургер с говяжьей котлетой.
— Постарайся не испачкать мне машину. — Даже после подвига Шаталов остается верен себе.
— Я буду очень стараться... — произношу с набитым ртом, ни капли не смущаясь своего вида. — Только это так вкусно, что можно умереть. — Закатываю глаза после первого же глотка кофе.
— Умирать тоже не стоит. — Этот сноб, не скрывая ухмылки, косится в мою сторону. И машина резко срывается с места.
— А сам? — спохватываюсь я, вспомнив, что Марк тоже не завтракал.
Подношу бургер к его губам. Ума не приложу, как можно устоять и не откусить хотя бы кусочек. От аромата котлеты во рту целое озеро слюны. Но Шаталов словно и не замечает. Взгляд направлен на дорогу. Одна рука на руле. Другая сжимает телефон.
— Такая мещанская еда недостаточно хороша для твоего желудка? — Делаю щедрый глоток кофе и возвращаюсь к бургеру.
Нет ни одного повода для расстройства, однако за грудиной что-то царапает, колет.
— Я не большой фанат экспериментов со здоровьем, — примирительно произносит этот гурман.
— Ты так говоришь, словно тебе семьдесят! — Я закашливаюсь от смеха. Чудом не проливаю кофе на кожаное сиденье.
— В семьдесят уже поздновато начинать заботиться о себе.
— А в твои... двадцать семь — двадцать восемь уже пора? — Навскидку определяю возраст.
Самой дико. Мы умудрились оказаться в одной постели. Я испытала свои самые яркие оргазмы, а о Шаталове знала лишь, что он любит групповой секс и по три раза в день способен заправляться горьким, как отрава, эспрессо.
— В тридцать, — поправляет Его сиятельство.
— Приличный возраст.
Мой взгляд скользит по квадратному подбородку с брутальной короткой щетиной. По прямому носу с едва заметной горбинкой. По губам, не пухлым и не узким. Правильной мужской формы — с ровными линиями, будто этого самца создавали не мама с папой, а резчик по дереву. По глазам…
Никогда бы не подумала, что глаза могут старить человека. Но Марка старят. Я соврала про двадцать восемь. Узкие лучики-морщинки в уголках и строгий взгляд так и намекают, что ему за тридцать. Скорее, тридцать пять или даже сорок. Вожак прайда в шкуре молодого льва.
— И давно ты стал беспокоиться о своем здоровье?
До этого момента и не задумывалась, кто на самом деле мой охранник. Бегала то от него, то к нему. А теперь дико интересно.
— С тех пор, как одна юная особа принялась проверять мою нервную систему на прочность.
— То есть до нашей встречи ты ел бургеры и пил дешевый кофе из стаканчиков?
От напряжения не замечаю, как бэха сворачивает на парковку университета и подъезжает к ректорскому месту.
— Еще я пробовал много чего другого.
Этот гад не может ответить прямо на самый простой вопрос. Непробиваемый, будто не было между нами ничего. Приснилось все!
— Почему во всех твоих ответах слышатся намеки на секс? — Я быстро заедаю обиду бургером. Сверху шлифую кофе.
Умереть от оргазма, конечно, было бы красивее, чем подавиться. Только сейчас плевать.
— Ты слишком много о нем думаешь.
Шаталову уже пора открыть мою дверцу и произнести свое стандартное «После занятий жду на этом месте», но он все сидит. Даже ремень безопасности не отстегивает.
— А что еще я не так делаю? — Всю дорогу чувствовала, как Марк со мной играет. И сейчас остро ощущаю, что попала в суперигру. Вышла в финал.
— Узнаем вечером. Сегодня ночуешь без меня, — звучит холодно. Ни одной эмоции или намека на них.
— Это такая шутка? — Я сама избавляюсь от долбаного ремня и хватаюсь за ручку. Для побега достаточно толкнуть дверь. Никто не остановит.
Но, в отличие от прошлого раза, держусь. Обучаемая до тошноты... до мелкой дрожи, которая охватывает пальцы.
— Я уже договорился с Глебовым. Следователь по делу Рогова. Он заберет тебя после занятий и отвезет домой.
— К себе домой? Я теперь переходящее знамя? — завожусь с пол-оборота как последняя дура.
Самой от себя противно. Разбег от романтичной зайки до дерганой психички — одна секунда. И пропасть вместо тормозного пути.
— Ко мне. — Марк достает из кармана ключи и протягивает их в раскрытой ладони. Словно предоставляет выбор: взять или нет.
Широкий жест для этого деспота. Жаль, не могу оценить. Адекватность покинула мой мозг. А то, что осталось, способно лишь на позорную истерику.
— Он отвезет тебя ко мне! В мой дом! — повторяет Шаталов как для глухой. С ударением. — Потом проверит, чтобы ты закрылась, и свалит к чертовой матери.
— А ты...
Знаю, что не имею права спрашивать. Всего два дня назад Марк после нашего поцелуя спокойно уехал трахаться с другими. Вряд ли секс что-то изменил. Но становится так больно, что просто не могу молчать.
— Поверишь, если скажу, что дела? — Так и не дождавшись реакции, Шаталов сам берет мою руку и кладет в нее ключи.
— И у них нет никакого женского имени? — Тормоза отказывают окончательно.
— Только дела.
В глазах напротив вспыхивает что-то незнакомое. Не похожее на разочарование или злость. Не похожее на досаду. Для меня оно пока слишком сложное. С целым набором оттенков.
Но внутренние демоны от этого взгляда стихают. Словно увидели что-то свое, они заставляют забрать ключи. Положить их в рюкзак. И коротко кивнуть.
— Я верю... — Не знаю, кому я это говорю и для чего.
Марку впору покрутить пальцем у виска и вызвать карету скорой помощи для одной свихнувшейся девчонки. Но он тоже кивает. И лишь после этого открывает мне дверь.
Глава 18. Кое-что о нем
Если мужчина — сейф, открыть поможет только код или взломщик.
До самого конца занятий я гоню глупые ревнивые мысли. Запрещаю себе вспоминать картинку с брюнеткой и блондином на диване Шаталова. О нашей близости тоже не думаю.
Задача, на самом деле, со звездочкой. За эту ночь я узнала о себе столько, сколько не узнала бы с Витей
