нас ректор нынче строгий! Заметит – такую отповедь прочтёт. И меня, бабку старую, в заштат отправит за недогляд.
– Да берите пожалуйста, – капитулировал Олег, снимая кожанку и распихивая все ценные вещи по карманам джинс.
Старушка со звоном положила на столешницу видавший виды чуть погнутый алюминиевый номерок. Олег в свою очередь шмякнул рядом куртку.
– Вот, теперь хорошо, сразу видно, воспитанный гражданин, а то у нас бывает, всякие тут ходят.
Олег обезоруживающе улыбнулся:
– А вас как зовут?
– Александра Никаноровна, но тут все тётей Шурой кличут.
– Меня Олег, приятно познакомиться!
Тетя Шура слегка кивнула и прищурилась, как будто ожидая, куда же клонит этот незнакомец, и чего ему надо. На вид вроде неплохой парень, но не из преподавателей, верно, из руководителей – глаза с жестинкой. Видать, в гневе страшен, но отходчив.
– Я у вас хотел спросить, – перебил он мысли тети Шуры, – у меня тут школьный товарищ работает, Кирилл Евгеньевич Лавров. Не слыхали про такого?
– Ну как же, лично знакома, очень уважительный вежливый человек, заслуженный преподаватель.
– Да вот, думаю, сюрприз ему сделаю – проведаю сегодня, да он, небось, в делах весь.
– Что есть, то есть…У них там декан новый – кровопивец, все как угорелые бегают, репрессий боятся.
– А вы не боитесь?
– Ну мне чего бояться, я при Сталине не боялась. За мной греха нету, уволят – в Политех пойду. Там народ попунктуальней – инженеры. А здесь что, гуманитарии – говорят, говорят, время уж восемь вечера, домой пора, а одёжа их висит, а ты сиди и жди до ночи – все наговориться никак не могут.
– Александра Никаноровна, я смотрю, вы в делах местных человек осведомленный. Я вот Кирюху… простите Кирилла Евгеньевича, спрашиваю, девушка-то у тебя есть? – а он все отшучивается, клещами из него не вытянешь.
– Да я здесь, сынок, уже тридцать лет работаю, Кирилл Евгеньевич еще студентом был. Он как со своей первой разошёлся, больше не с кем ни-ни, я-то знаю, у нас тут как в большой деревне – все на виду.
– Вот и я ему тоже самое, тебе, говорю, вторую половину найти надо, а то так бобылем и пропадешь.
– Ой, не говорите, вы ему подскажите, что сейчас женщинам все больше видные нравятся. Встречают-то по одёжке, чтоб костюмчик итальянский, пальтишко там модное, а наш Кирилл Евгеньевич при всём к нему глубоком уважении одевается не стильно. Полуперденчик свой уже лет десять не менял, портфель такой потрёпанный, что, того и гляди, на ходу развалится, а костюм, рубашка – старомодные, для моей молодости может и сошло бы, да за пятьдесят годков многое изменилось. Он видать, всё на дочку и родителей тратит, себе ничего не оставляет. Золотой человек, чего там говорить.
– Понял, Александра Никаноровна, над внешним имиджем Лаврова обязательно поработаем. Ну, ладно, не смею вас больше задерживать, – Олег взял номерок и зашагал по длинным пустым коридорам, погруженным в тишину учебной пары.
Дома Олег не позавтракал – есть совершенно не хотелось после вчерашнего плотного ужина. Но когда он проходил мимо столовой, благоухающей на весь коридор свежеиспёченными булочками, у него приятно засосало под ложечкой в предвкушении утреннего перекуса. Олег зашел в двери под красной вывеской «Кафетерий» и почувствовал, как в носу защекотало от давно забытого запаха учебного общепита, который, по всей видимости, не выбить ни новым названием, ни яркой дешевой пластиковой мебелью. Этот запах вмещал в себя легкое дуновение хлорки недавно вымытых полов, аромат еще горячих, выложенных на подносе в сердечки витых плюшек, посыпанных сахарным песком, и незабываемый букет растворимого кофе. К старым запахам примешивались веяния нового времени: подгоревшая в микроволновке пицца, приторная сладость колы и манящее амбре сосисок, вращающихся на горячих серебряных цилиндрах удивительной машины с надписью «Хот Дог». Несмотря на то, что шла пара, почти все столики были заняты весело щебечущими студентами, – или в некоторых случаях сурово сидящими над книжками одинокими чтецами.
Заказав плюшку и чашку кофе у разбитной – как будто и не уходила с поста за прилавком уже лет двадцать – нахмуренной дамы неопределенного возраста с высоким белым колпаком на голове, Олег огляделся и занял единственный только что освободившийся столик. Студент, вставший впопыхах и залпом допивший чай из граненого стакана с болтающейся на веревочке желтой этикеткой, протарахтел стулом по полу, закинул свою сумку за плечо и вылетел из столовки. «Убирать за собой, значит, тебя в школе не учили», – беззлобно подумал Олег и опустился на пластиковый стул, отодвигая своей чашкой стакан студента.
– А Перас Передастра такой, говорит, чтобы я на пересдачу пришел через неделю, и коньяк мне мой обратно возвращает, прикинь? – весело, перекрывая гул столовой, почти прокричал высокий парень в костюме.
Вся компания за его столом весело засмеялась, заставив Олега с интересом поднять на них глаза, – такого прозвища, балансирующего на грани дозволенного, он еще не встречал. Острослов представлял собой разительное отличие от всех внимающих ему разношерстно одетых студентов. Облачённый строго, со вкусом, он нёс все это великолепие небрежно, как бы устало и несколько свысока. Парень посмотрел на Олега, возвышающегося над малюсенькой чашечкой кофе со сжатой в руке плюшкой, и, не найдя ничего интересного в образе крепкого дядьки, как ни в чём не бывало продолжил:
– А у меня уже билет в Мюнхен, прикинь? Короче, засада, чего делать?
– Ну, а ты? – сквозь смех на восходящих тонах спросила его яркая девица с распущенными волосами, восторженно ловившая каждое слово.
– Ну, а что я? Выпил этот коньяк в общаге с пацанами и уехал в Дойчляндию переводить. Короче, забил на Передастру, а теперь хвост на мне висит по истории немецкого языка.
Все присутствующие за столиком студенты залились бодрым смехом. Олег все силился понять, что за странное погоняло упоминают дети, и то и дело с интересом оглядывал весёлую компанию, время от времени откусывая от плюшки, – кстати, очень даже недурно испеченной.
– Мне сегодня его по-любому уболтать надо, чтоб меня к пересдаче допустил. Подойду на перемене, прогоню, что болел. У Маргоши прокатило, и у Передастры должно прокатить. В общем, хорошо, что мы передастрину пару закалываем, а то все мозги бы нам выклевал своей нудятиной.
– Этот по-любому выклюет, – сказал студентик с зашкаливающим все допустимые пределы количеством плетёных браслетов на запястьях обеих рук.
– Да, – переводчик из Мюнхена сделал театральную паузу, – Was mich nicht umbringt, macht mich stärker1, как говаривал наш друг Фридрих.
Олег вскинул брови и покачал головой, а ловко процитированное изречение вызвало многозначительные смешки и понимающее кряхтение.
– Мюнхен –
