мучить!”
“Он мой. Отстань уже!”
“Сиди в своей глуши тихо!”
Они появляются и появляются. Пропитанные ядом и отчаянной злостью. Ранят до самых костей не меньше вчерашних слов, сказанных самым близким человеком. Сердце давно онемело, но каждое сообщение тянет меня ко дну всё сильнее. Не просматривая следующую дозу, дрожащими пальцами, блокирую Линду Ткач.
Какой-то странный порыв дёргает меня написать Косте, чтобы попросил свою подружку не писать мне. Мимоходом взгляд цепляется за имя контакта. Нужно всё-таки заменить “Котика” на что-то другое. Я никогда не выберусь из этой ямы, если всё будет напоминать о прошлом. Открываю переписку и убеждаюсь в этом ещё сильнее.
Последние сообщения оставлены ещё четырнадцатого февраля. Костя пишет, что задержится, чтобы не ждала и ложилась спать, а он, когда освободится, будет долго просить прощения. Почти так и вышло.
Не могу на это смотреть. Не хочу ничего помнить. Под тяжелый шум в ушах к чёрту удаляю всю переписку.
Кажется, меня обволакивает густой туман. Неужели от горя и бедствий, поразивших меня, я стала ведьмой? К сожалению, это всего лишь сгорел блин. Снимаю сковородку с огня и сразу бросаю в раковину, под воду.
Этот будет долгий день.
31. Виновата всегда я
Лёгкое и игривое настроение стёрлось подчистую. Открытые нараспашку окна не спасали от въедливого запаха гари и прилипчивых мыслей. Только колючие мурашки разбегались по телу от холодного воздуха.
Я остервенело пыталась соскрести железной мочалкой угольки, оставшиеся от блина, попутно сдирая нежное антипригарное покрытие со сковородки. Хороший антидепрессант получился. Только на чём теперь готовить…
Марк спустился в момент, когда я технично, по кругу, сдирала остатки тефлона. Сковородку уже не спасти, а вот пар выпустить поможет. Наконец она заблестит!
Возможно и со мной можно так же? Оборвать верхний слой вместе с кожей. Стать как все, найти нормальную работу, быть взрослой и ответственной. Этого же все хотят от меня?
Был период в школе, когда весь класс ополчился против. Началось с какой-то ерунды, а закончилось оскорблениями и подколами. Встать на мою сторону было некому, Машка поломала ногу и два месяца провалялась на больничном.
— Ну ты посмотри на её жирные ноги. Как этими сарделями вообще ходить можно?
— И лосины натянула. Не стыдно на такую жопу огромную. Ещё бы сиськи свои вывалила и можно на панель, а не на физ-ру.
Громкий шёпот и смех в раздевалке, облитые парты, мистическое исчезновение стула, подставы на уроках. Дети бывают очень жестоки, и я, не выдержав постоянного давления, стала прогуливать занятия. Поначалу просто сидела дома, но когда начали присылать самых рьяных активистов проведать, как я там, перебралась пережидать учебное время во взрослой библиотеке, укрывшись в самом дальнем уголочке за стеллажом с детективами. В них я тоже пряталась. Но долго не вышло, маму вызвали в школу, после чего меня ждал тяжёлый разговор на кухне.
— Ты же понимаешь, что не один человек так о тебе говорит. Все, абсолютно все, Мирослава! Сразу весь коллектив не может ошибаться. Значит, нужно искать проблемы в себе! И исправлять! — размахивая деревянной лопаткой, говорила мама.
Её монолог под треск раскалённого масла надолго врезался в память. С тех пор скандал для меня пахнет котлетами, а мнение людей вокруг всегда важнее моего. Ненавижу их.
Может и сейчас дело исключительно во мне и пора меняться?..
Я всё сильнее тёрла сковородку, сдирая уже, кажется, металл. Марк очень многозначительно посмотрел на это безобразие и пожал плечами.
— Заварю тебе чая.
— Если притащишь ромашковый — озверею ещё больше. Не рекомендую нарываться, — говорю с самым невинным видом, который могу сыграть, хотя внутри дикий огонь дожирает остатки стен.
— Что-то случилось? — говорит он по-настоящему обеспокоенно, но для меня эта фраза становится контрольным в голову.
Я в последние дни всё билась в конвульсиях. Не жить нормально, не умереть по-человечески. Давно пора было перестраиваться, а я всё цеплялась то за любовь, то за надежду, то за память о прошлом и мечты о будущем.
Марк наконец-то добил. Молодец. Спасибо ему и сразу тысяча извинений. Потому что всё, что я прятала, даже от самой себя, получит сейчас он.
— Жизнь моя случилась! — с силой швыряю сковородку прицельно в мусор так, что ведро переворачивается и с ужасным грохотом катится по полу, теряя внутренности. Стену украшают медленно стекающие вниз по кафелю хлопья мыльной пены.
— Что вам, мужикам, нужно, объясни мне! — мочалка отправляется вслед за сковородкой, с некрасивым хлюпаньем врезается в стену, умножая фейерверк из пены. — В чём смысл этих игр? Найди неподходящую бабу, влюби в себя, сломай и вылепи из неё, что хочется?!
Вытираю руки о домашние штаны и продолжаю наступление.
— Если не выходит, можно найти другую, не снимая с цепи первую? Вдруг пригодится. Так удобнее переключиться, да и под рукой всегда, если нужна, одна на работе, другая дома постель греет, — огонь клокочет внутри, требует выход.
Я хватаю стакан из раковины и отправляю в стену. Звук бьющегося стекла и вид разлетающихся осколков дарит мимолётное удовлетворение. Мне мало. Тянусь к следующей жертве, но Марк перехватывает руки.
— Ты не сломалась. Мирра, ты нашла в себе силы уйти и дальше борешься. Не осталась сидеть дома, притворяться, что ничего не происходило и тихо ненавидеть мужа. Да и не все такие идиоты, как твой Костя.
Нежно поглаживающие мои запястья пальцы сжимаются сильнее, когда Марк упоминает имя моего мужа. Он, что, ревнует? Или его так заботит вселенская несправедливость по отношению к обманутым жёнам?
— Не хочу никаких других. Никого вообще не хочу, — отрываю свои холодные от его нежных и ухожу к открытому настежь окну.
Жадно вдыхаю холодный воздух до головокружения. Лучше не становится. Тихое солнечное утро, и я с чёрной бурей внутри. Жизнь вокруг продолжается. Катастрофа случилась только со мной.
— Марк, можешь отнести блинчики тёте Кате? Позавтракаете? Я хочу одна немного побыть.
— Хорошо. Позвони, если помощь понадобится.
Я молча киваю, не оборачиваясь и любуясь счастьем за окном. Марк подходит совсем неслышно. Не прижимается, но его тепло всё равно обнимает меня.
— Наверху сюрприз. Ты поаккуратнее, я не успел убрать, там всё в опилках.
Он невесомо касается губами плеча и уходит, тихонечко прикрыв за собой дверь.
Любопытство меня пожирает, я не могу выдержать
