плохо. Переходил из рук в руки, а когда дошел до Мартина, ударился несколько раз своей зеленой головой о ближайшее дерево и теперь уже мертвый в качестве зоологического экспоната перекочевал в багажник нашего «лендровера».
На прощание мы крепко пожали друг другу руки. Две трети автомобильного парка Тапини разъехались в противоположных направлениях. Лазаро становился все веселее, до свидания с его ребятишками оставалось меньше двух часов езды.
Наша следующая встреча уже не сопровождалась веселым обменом мнений. У очередного поворота навстречу нам вышла необычная процессия. Двое новогвинейцев несли в подвешенном на длинной жерди полотнище какого-то человека. Так больной на плечах своих соплеменников путешествовал в поисках помощи. Мы остановились, и тесный «лендровер» пополнился еще одним пассажиром, который не занял, правда, много места. Исхудалый, с кожей землистого цвета, он весил, пожалуй, не больше ребенка. Неподвижные глаза, никакой реакции. Напрасно Лазаро и Гэс обращались к нему на разных наречиях, больной сидел, склонившись головой к коленям, и до конца пути не произнес ни звука и не изменил своей позы.
Мы привезли его живым, но в день нашего отъезда из Тапини его уже не стало. Не помогла ни медицина, ни больничный уход. Быть может, деревенский шаман или какой-то недруг заклял его, а он — как и его предки — верил, что нет уже теперь ему спасения.
Последний завтрак в Тапини мы разделили с механиком, который ожидал покрышки к трактору. Он монтировал его по мере поступления отдельных частей уже более десяти дней. Покрышки ему должны были доставить на той же машине, на которой мы покидали владения мистера Гарди.
Самолет прилетел с незначительным для этих мест двухчасовым опозданием, и пилот настойчиво торопил пассажиров. Как обычно, на трассе снова собирался туман.
На этот раз в нашем распоряжении оказался двухмоторный самолет, так как нам предстоял более длительный перелет в Лаэ, один из крупнейших городов Новой Гвинеи, расположенный у залива Хьюон. По пути мы должны были совершить посадку в Булоло, небольшом поселке, получившем известность после открытия там в 20-х годах золотых россыпей. Тропическая «золотая лихорадка» началась в 1926 году, а десять лет спустя в Булоло работало уже около двух тысяч белых и свыше семи тысяч аборигенов — немалое количество по тем временам. Магия желтого металла совершила своего рода чудо, которое воплотилось в доставку по воздуху (конечно, по частям) многотонного экскаватора. В 1 УЗЬ году на Новой Гвинее было добыто золота на сумму в два миллиона австралийских фунтов, а в последнее время его добыча не превышает шестую часть этой суммы.
Наше пребывание в Булоло продолжалось, к сожалению, ровно столько, сколько потребовалось, чтобы пополнить запас горючего. Мы успели лишь получить некоторые сведения об этой исторической местности. В 1968 году здесь проживало пятьсот белых и около двух с половиной тысяч аборигенов, в том числе всего четыреста женщин. И до сих пор в Булоло… так же жарко, как было прежде.
После взлета перед нами вновь развернулась панорама покрытых зеленью гор. Но теперь они приобрели совсем иной колорит. Пилот, указывая на запад, кратко сообщил:
— Страна кукукуку.
На рубеже 1936–1937 годов среди кукукуку прожила девять месяцев некая мисс Битрис Блэквуд, этнолог из Оксфордского университета. В то время ближайший полицейский пост находился на расстоянии шестичасового перехода от места ее работы. Случай этот весьма любопытен, так как через шестнадцать лет после пребывания здесь Битрис Блэквуд многочисленная и хорошо вооруженная экспедиция Пенсильванского университета сочла этот район небезопасным и прервала там свои исследования.
Мисс Битрис рассказывала, каким большим почетом у местных жителей пользовалась принадлежавшая ей… маленькая кошка.
Подобного зверька никто в деревне еще не видел, и грозные охотники все до одного полюбили его. Мисс Блэквуд неоднократно наблюдала, как они целыми часами играли с кошкой. Каждый из воинов был счастлив, когда зверек садился ему на плечо, мурлыкал и терся о его лицо.
Люди кукукуку низкого для жителей Нагорья роста (в среднем 160 сантиметров). Их быт интересен довольно необычными похоронными обрядами. Вот что пишет по этому поводу Люис Котлоу, писатель и кинодокументалист, который в 1958 г. побывал в одном из селений этого племени: «Я видел останки воина, бывшего когда-то мужем «присматривающей» теперь за ним женщины. Это был человеческий скелет, обтянутый сморщенной кожей… Воин сидел в естественном положении с поджатыми ногами и слегка наклоненной вперед головой, словно созерцая что-то. Женщина смахнула муху с головы мумии, а затем поправила плетеную циновку за спиной покойного, как если бы ему было неудобно прислоняться прямо к бамбуковой стене… Она с большим достоинством проявляла свою любовь и уважение к умершему».
Котлоу рассказывает далее, что заснятая им на кинопленку мумия принадлежала воину, убитому ударом палицы во время нападения жителей соседней деревни. Труп воина был перенесен затем в хижину, где долгое время обе его жены, друзья, близкие и дальние родственники оплакивали покойного. Несмотря на то, что среди кукукуку смерть считается самым обыденным явлением, собравшиеся, следуя обычаю, рвали волосы на голове, катались по земле и даже наносили себе кровавые раны. Обряд продолжался четыре дня, после чего тело воина поместили на помосте внутри хижины. Затем первая жена разожгла под ним огонь, и облако теплого дыма впервые окутало покойника…
Процесс обезвоживания тела длится обычно около месяца. После этого прокопченные останки воина готовы к последнему пути. В плетеной циновке жена уносит их на каменистое место упокоения в горах, где умерший, все так же в сидячем положении, как бы созерцает местность, где жил, любил, боролся и умер.
СРЕДИ РАЙСКИХ ПТИЦ
И ДОЖДЕВЫХ ТУЧ
Лаэ — это уже далеко не тот город, в котором когда-то побывали герои книг Д. Конрада и Дж. Лондона. Не тот, что был знаком шкиперам шхун, курсирующих между островами Малаита и Гилберта, и не тот, который помнят мореплаватели с архипелага Бисмарка и островов Адмиралтейства. Не узнали бы его теперь и те золотоискатели, для которых порт Лаэ был воротами к золотоносному району Булоло. Ибо современный Лаэ — совершенно новый город, возникший рядом со старым, который во время военных действий между Японией и Соединенными Штатами Америки был полностью стерт с лица земли.
Лаэ насчитывает шестнадцать с половиной тысяч жителей, из них более трех тысяч — европейцы. В городе есть пивоваренный завод (разве могло быть иначе), заводы по производству фанеры и аккумуляторов, строительных материалов, а также великолепный ботанический сад с богатой коллекцией местных растений, способной вскружить голову любому ботанику. Порт в Лаэ,
