Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 144
— А ты думал, здесь так же жарко, как внизу?
— Я вообще об этом не думал!
— Идиот!
— Я знаю!
Гатов принялся лихорадочно чиркать что-то в записной книжке.
— Меня сейчас вырвет!
— Получишь два наряда, пузо!
— Хоть десять!
— Первый двигатель глохнет! — деловито сообщил Павел, не отрываясь от записной книжки. — Я слышу.
— Ресурса остальных достаточно?
— Да!
— Тогда вперед и вверх!
— Согласен, старик!
Три с половиной лиги.
— Мы все умрем!
— Ты говорил, что на борту есть парашют. Надень его и выкинься, раз страшно!
— Адмирал!
— Тихо, толстый, я занят! — Старик не сводил глаз с неба. С чердака неба, на котором он никогда не был.
Скорость, высота, болтанка и хриплое дыхание. Надрывались все: и люди, и машина, но паровинг упрямо таранил небо, словно Даркадо решил вывести его прямиком в Пустоту.
Четыре лиги.
Видимость ноль, сбоят уже два двигателя, давление в кузеле падает, старик смеется, Каронимо бормочет молитву, а Павел удовлетворенно захлопывает записную книжку и прикасается к плечу Даркадо:
— Кто-то должен сообщить, что эксперимент прошел удачно.
Старик смотрит на магистра, а тот добавляет:
— Синьор адмирал. — Пауза. — Вы.
— Не только ты умеешь выходить за грань, Гатов, — скрипит Даркадо. — Не только ты.
Старые руки крепко держат штурвал, направляя паровинг вперед и вверх.
— Я это понял, — шепчет магистр.
— Вот и молодец.
Четыре лиги, куда уж больше? Адмирал вздыхает и направляет машину вниз. Рекорд есть, приключение закончилось, и настроение на пять с плюсом. И будет оставаться таким еще долго. Очень-очень долго.
— Я все еще пилот, сынок, я все еще пилот.
— Вы — лучший.
— Это невозможно, — стонет Бааламестре и складывается пополам, стремительно избавляясь от завтрака.
— Откуда ведро? — поинтересовался Даркадо.
— Припас на всякий случай, — докладывает магистр.
— Ты действительно гений, — ухмыльнулся старик. — И выглядишь не таким нахальным, как на земле.
— Я ведь сказал, что все понял.
— Но машину ты построил отличную, — продолжил адмирал. — Я думал, мы развалимся на двух лигах.
— Я тоже.
— Хорошо, что мы думали неправильно.
Лед постепенно сходил со стекла, и испытатели увидели на горизонте маленькую точку — Мелепорт. Такой родной, такой желанный…
— Спасибо, — тихо произнес Павел.
— За что?
— Без вас мы не забрались бы так высоко, синьор адмирал.
— Не за что. — Даркадо помолчал, улыбнулся и закончил: — Вперед и вверх, сынок, вперед и вверх. Пусть эта фраза станет и твоим девизом.
* * *
— А я так скажу: фотографии ваши — ерунда новомодная! — горячился пожилой фермер за соседним столиком. — Сегодня они есть, а завтра все забыли, чего-нибудь еще придумали. А картины — вот они, триста лет висят и еще столько же будут!
И фермер махнул рукой на стены, где между старинным оружием и доспехами красовались аляповатые работы провинциальных мастеров кисти, изображающие наиболее значимых посетителей харчевни, как поодиночке, так и компаниями. Традиция сия возникла на десятую годовщину сноса общественной конюшни и свято почиталась завсегдатаями «Дуба».
— Так ведь картины никто не снимает, — попытался урезонить фермера собеседник. — Будут вместе с фотографиями висеть.
— Это они сейчас говорят, что будут, а завтра возьмут да все поменяют.
— Не рискнут, — уверенно ответил рассудительный. — Зачем все переделывать?
— Ты сам сказал: новое время.
— Ну…
— Вот тебе и «ну».
Порою здоровый лингийский консерватизм давал настолько удивительные всходы, что оставалось лишь руками развести. Обсуждение предложенного новшества шло в «Золотом дубе» уже третью неделю. Специально выделенная стена пестрела короткими записками и целыми трактатами разнонаправленного содержания, шумные дискуссии собирали десятки участников, а предстоящее в ближайшее воскресенье голосование грозило прибытием всего населения Даген Тура, включая трезвенников, язвенников и грудных младенцев. Традиция трещала под напором новомодного фотографического искусства, и никто не мог с уверенностью сказать, чем закончится противостояние.
Однако офицеры «Амуша» были озабочены куда более важной темой.
— На Кардонию? — переспросил Бедокур.
— Так сказал Валентин, — уточнил Хасина.
— Валентин зря не скажет, — уныло протянул Бабарский. И вздохнул.
— Ты что, расстроился? — удивился Мерса.
— Не уверен, что мессеру сейчас следует отправляться на цивилизованные планеты, — пробурчал ИХ. — Нет лучшего способа развеяться, чем оказаться в какой-нибудь дикости.
— Кардония — это хорошо, ипать-копошить, — ухмыльнулся Галилей. — У меня как раз свуя заканчивается, а на диких планетах трудно отыскать достойных поставщиков.
— На диких планетах трудно отыскать удобные дороги и пролетки с мягкими рессорами, — произнес Бедокур. И перевел взгляд на медикуса: — Что у мессера с ногами?
— С одной получше, месе карабудино, с другой… — Альваро поморщился и честно ответил: — С другой — так себе.
— А ты для чего?
— Я стараюсь: ежедневный массаж, упражнения, мази…
— Порошки пропиши, ты в них мастак.
— В порошках Галилей мастак, — съязвил Хасина.
— Мои порошки мессеру вряд ли помогут, — пробормотал астролог. А в следующий миг оживился: — Правда, есть на примете одна веселая смесь, ипать-копошить, но эффект краткосрочный, на пару часов, не больше.
— Порошки не всегда помогают, — авторитетно сообщил Бабарский. — Вот, к примеру, выгнуло меня позавчера хроническим защемлением, я в аптечке порылся, отыскал что-то от изжоги, но выгиб только компрессом снял, который мне Альваро наложил.
— Ты мне новый микроскоп обещал, месе карабудино, — тут же напомнил медикус.
— Не обещал, — хладнокровно отозвался ИХ.
— Обещал.
— Если бы я за каждую свою болячку кому-нибудь чего-нибудь обещал, мессер давно разорился бы.
— Это если бы ты исполнял обещания.
— Вот и смирись.
— Гвини патэго! Так я тебе и скажу в следующий раз.
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 144
