она не сказала бы стоп-слово, даже если бы я содрал кожу с ее костей. Это делает для меня еще более важным сохранять хладнокровие.
Я слегка коснулся ее кончиком "хвоста". Нежно облизывая ее кожу кожаным кончиком, иногда достаточно сильно, чтобы вызвать дрожь у нее по ногам, но не повредить кожу. Он издавал такой чудесный звук, когда трескался о ее прекрасную алебастровую кожу, которая теперь стала ярко-красной, что заставил меня вспомнить о спелом хрустящем яблоке и снова задуматься: как бы ощущалась эта сладкая мякоть у меня на зубах, если бы, на этот раз, я откусил поглубже, почувствовав, как брызги крови омывают мои вкусновые рецепторы, и вырвал из нее кусок. Я выбросил эту мысль из головы, бросил "хвост" рядом с другими игрушками и схватил "драконий язык"[23].
У него металлическая ручка с шипами. Близнец флоггера с такой же рукояткой. Сам "язык" сделан из черного силикона. Одним движением запястья я могу оставить рубцы или порезать кожу. Я шлепнул им по ее бедрам, а затем по заднице. Я мгновенно увидел рубцы, маленькие сердитые красные полоски, которые пересекали ее плоть, как линии широты и долготы. Когда я, наконец, отбросил его в сторону, она оказалась в другой вселенной.
Затем я схватил однохвостку.
Это нейлоновый сигнальный хлыст ручной работы, и это первый раз, когда я использую его на человеке. Я купил его месяц назад, сразу после занятий с хлыстом. С тех пор я практикую с ним до сих пор. Вчера утром я показал моей Mалышке, как я могу хлестать им так нежно, что это было похоже на шелест перышка. Я продемонстрировал это на рулоне туалетной бумаги, несколько раз надломив его, ни разу не порвав бумагу. Затем я улыбнулся и щелкнул им в последний раз, отправив конфетти в воздух. Когда я щелкаю им на этот раз, и все ее тело напрягается, я знаю, что она гадает, слегка ли я "поцелую" ее им или превращу ее задницу в конфетти.
Я хлестнул прямо там, где ее левая ягодица соприкасается с верхней частью бедра. Все ее тело сотряснулось.
- Оооо, Папочка!
Я зарычал в ответ... и снова хлестнул кнутом. Я хочу, чтобы она кричала, рыдала, умоляла меня остановиться.
Блядь! Съешь! Убей!
Подожди. О чем я только что подумал? Чувак, это не круто.
Подожди, мой внутренний голос только что назвал меня "чуваком"?
Почему, черт возьми, моя совесть звучит как Поли Шор[24]? Я бы не стал убивать мою Малышку. Хотя я бы трахнул ее и съел.
Чувак! Это еще хуже!
Перестань называть меня "чуваком"! Что, черт возьми, я говорю? Я теряю самообладание. Ладно, вернемся к хлысту. На ее коже была небольшая ссадина. Не порез, а просто разрыв в эпидермисе, из которого сочится прозрачная плазма. Я упал на колени и стал лакать его, как измученная жаждой собака. Я лизал от ее икр до задней поверхности бедер, вверх по щелке ее задницы. Я отдыхал, прижавшись щекой к ее заднице. Здесь было жарко. Тепло проникало в меня.
- Мммм. Это приятно, - сказала она.
Я лежaл так несколько долгих мгновений, пока монстр, наконец, не затих. Затем я встал и взял все три флоггера, по одному за раз, все три "весла", розгу, слэппер, "драконий язык", "драконий хвост" и, наконец, хлыст.
- Это вся чертова сумка.
Она улыбнулась.
- Я впечатлена. А теперь разорви меня,блядь, к чертовой матери на части!
Она раздвинула для меня ноги и наклонилась, задрав задницу к небу. Где-то глубоко внутри я почувствовал пробуждение монстра. Я зарычал... и напал.
Перевод: Zanahorras
"Съедобная"
Он хочет овеществить ее,
чтобы превратить ее бесконечную болтовню
в фарш.
Органы.
Кости.
Кровь.
Сладкая сочная штука,
которую он может есть,
а не говорить
или слушать.
Он закрывает глаза,
вдыхает ее ванильную кожу,
и откусывает еще кусочек.
Боль,
как августовское солнце.
Так вкусно.
Его вкусовые рецепторы
горят.
Перевод: Zanahorras
"Cвич"
Шейла задрожала, когда Нэйт затянул зажимы для сосков, постепенно и намеренно поворачивая маленький винтик на том, который был прикреплен к ее правому соску, одновременно поворачивая тот, который был прикреплен к его левому. Боль, которую она чувствовала, отразилась на его лице, как и экстаз. Он закрыл глаза и прикусил нижнюю губу, когда зажим из крокодиловой кожи впился в его розовую плоть и в ее. Ее сосок стал фиолетовым из-за того, что кровообращение было прервано. Тупая, сводящая живот боль послала слабую дрожь по ее лону. Она уже намокла... и это была всего лишь прелюдия.
Она напряглась, когда он включил фиолетовую палочку и подсоединил к ней электрод, затем медленно прикоснулся электродом к зажиму для сосков, прикрепленному к ней. Двадцать тысяч вольт электричества дугой пронзили ее грудь. Она стиснула зубы и подавила крик. Казалось, будто тысяча иголок вонзились в ее ареолу. Боль была сильной, но совсем не неприятной. Прилив эндорфинов заставил ее почувствовать себя под кайфом от обезболивающих, даже когда боль охватила ее.
Было очевидно, что Нэйту это тоже нравилось. Цепочка, соединявшая два зажима для сосков, передавала электричество и на тот, что был прикреплен к нему. Его эрекция ткнулась в воздух, выглядя опухшей и сердитой, когда разряды искусственной молнии опалили его нервные окончания и заставили его грудные мышцы болезненно сокращаться. Капелька предварительной спермы заблестела на головке его члена, и Шейла протянула руку и втерла ее внутрь. Его пенис заблестел от спермы, когда она начала медленно дрочить ему, поглаживая его долгими, томными движениями. Она небрежно сняла насадку фиолетовой палочки с зажима для сосков и прикоснулась ею к крайней плоти Нэйта.
- Ox, блядь! Ox, блядь! Ox, блядь! - воскликнул он, но нигде в их переговорах "ox, блядь" никогда не предлагалось в качестве стоп-слова.
Следуя ее примеру, Нэйт взял электрод из руки Шейлы и прикоснулся им к ее половым губам. Он увеличил интенсивность. Тридцать пять тысяч... сорок тысяч... пятьдесят тысяч вольт электричества пронзили ее лоно. Ощущение было такое, словно раскаленные скальпели яростными порезами вскрывали ее влагалище. Ей казалось, что она собирается прокусить свою нижнюю губу, боль была такой всепоглощающей... но такой замечательной. Затем он засунул его внутрь нее - не насадку, а всю фиолетовую палочку целиком. Шейла закричала, стиснула зубы, царапнула ногтями пол и кончила, как река.
Шейла и Нэйт оба были свичами, одинаково наслаждающимися причинением и получением боли, садомазохистами в
