Ознакомительная версия. Доступно 38 страниц из 186
сложившиеся способности к культурному обучению оттачивались для того, чтобы знать, у кого учиться, чему учиться и когда использовать культурное обучение вместо других источников информации, таких как индивидуальный опыт или врожденные интуитивные представления. Это «кто», «что» и «когда» культурного обучения. Давайте быстро пройдемся по этой триаде.
Чтобы понять, у кого им учиться, взрослые, дети и даже младенцы комбинируют подсказки, связанные среди прочего с навыками, компетенцией, надежностью, успехом, престижем, здоровьем, возрастом, полом и этнической принадлежностью потенциального образца для подражания. Предпочитая обращаться к опыту более успешных или влиятельных людей, те, кто перенимает этот опыт, концентрируют свое внимание и память на тех, кто, скорее всего, владеет полезными практиками, мотивациями, ценностями, информацией и т. п., что ведет к большему успеху и более высокому статусу. Комбинируя такие подсказки, как престиж и успех, с признаками самоподобия вроде пола и этнической принадлежности (например, использование одного диалекта), обучающиеся могут направить свое внимание на тех, кто обладает навыками, стратегиями и установками, которые с наибольшей вероятностью будут полезны им в будущем при реализации их социальных ролей или участии в жизнедеятельности их сообществ[90].
Помимо влияния на то, у кого мы учимся, естественный отбор также определил то, на что мы обращаем внимание, — например, на еду, секс и сплетни, а также то, как мы обрабатываем, храним и систематизируем определенные типы представлений и предпочтений. Например, получив информацию о рационе, среде обитания и степени опасности неизвестных им прежде животных, дети из таких разных мест, как острова Фиджи, Амазония и Лос-Анджелес, неявно предполагают, что эта информация относится к целой категории — скажем, «кобры», а затем предпочтительно запоминают факт опасности этих видов, а не сведения об их среде обитания, питании или наименованиях. Совершая ошибки, дети делают это адаптивным образом, принимая безобидных животных за опасных вместо того, чтобы принимать опасных за безобидных. Подобные подсказки, помогающие отвечать на вопрос «чему учиться?», влияют на наши умозаключения, память и внимание, позволяя нам отфильтровывать, структурировать и запоминать действительно важную информацию, избегая дорогостоящих ошибок[91].
Конечно, те культурные элементы, которые мы приобретаем, могут сами влиять на то, что мы помним, во что верим и на что впоследствии обращаем внимание. Одним из источников этих культурно обусловленных подсказок «чему учиться» является «соответствие» неизвестных нам прежде представлений или практик ранее приобретенным. Например, если вы выросли, считая, что племя в соседней долине является воплощением зла и что есть человеческое мясо тоже зло, то вы склонны поверить, когда кто-то скажет вам, что племя в соседней долине занимается каннибализмом. Злые племена творят злые дела. С психологической точки зрения здесь имеется полное соответствие[92].
Это подводит нас к вопросу о том, когда обучающимся следует полагаться на культурное обучение, а не на собственный опыт, личную информацию или инстинкты. Ответ прост: когда проблемы сложны, ситуации неоднозначны или индивидуальное обучение обходится дорого, люди должны больше полагаться на знания, позаимствованные у других. Чтобы проверить эти идеи, мои любимые эксперименты варьируют сложность задач и размер денежных выплат за правильные ответы. Например, участникам могут предлагать разные суммы денег за правильное определение того, какая из кривых длиннее всего. Они могут полагаться или на собственное визуальное восприятие, или на культурное обучение — на решения других людей. Чем сложнее задача, то есть чем ближе кривые по длине, тем чаще люди полагаются на наблюдение за решениями других людей и обобщение полученной информации в своих собственных суждениях. На практике это часто ведет к игнорированию собственного восприятия и принятию выбора, сделанного абсолютным или относительным большинством других людей. Кроме того, если только задача не совсем проста, повышение суммы вознаграждения за правильный ответ только увеличивает доверие людей к культурному обучению в противовес собственным оценкам или представлениям. Это означает, что культурное обучение будет скорее господствовать над нашим опытом и восприятием в тех областях, которые важны, но их при этом слишком затратно или попросту невозможно изучать, основываясь на личном опыте или методом проб и ошибок. На ум приходят религия и ритуалы[93].
Очень важно, что эти сформировавшиеся в ходе генетической эволюции способности к обучению не сводятся к простой загрузке культурного программного обеспечения на наше врожденное нейрологическое оборудование. Вместо этого культура меняет структуру нашего мозга и модифицирует нашу биологию — обновляет фирменную прошивку. Когда обучающиеся наблюдают за другими, они активно подстраивают свои нейрологические сети таким образом, чтобы приблизить свое восприятие, предпочтения, поведение и суждения к выбранным ими моделям. Рассмотрим для примера использование дисконтирования будущего для оценки терпеливости, упомянутое в предыдущей главе (рис. 1.4). Если участникам давали возможность учиться терпению у другого человека, наблюдая за его выбором, они постепенно корректировали собственные решения в направлении поведения этой ролевой модели. Как показывают эксперименты со сканированием мозга, чтобы претворить в жизнь эти психологические изменения, полосатое тело, которое является частью системы, отвечающей за поощрение и обучение, обрабатывает любые различия между обучающимся и его ролевой моделью, а затем вызывает пропорциональные пластические изменения в медиальной префронтальной коре головного мозга, которая, по-видимому, определяет наиболее подходящие для того или иного контекста реакции. Сходные исследования показывают, как культурное обучение посредством нейрологических изменений формирует наши представления о достоинствах вина, привлекательности мужчин и качестве песен. Избирательно сосредоточиваясь на определенных типах идей и людей при определенных обстоятельствах, наши способности к культурному обучению адаптивно изменяют структуру нашего мозга и нашу биологию, чтобы лучше приспособить их для ориентации в наших культурно сконструированных мирах[94].
Путем выборочной фильтрации и комбинирования полученных от других представлений, практик, методов и мотиваций способности нашего вида к обучению порождают процесс, называемый кумулятивной культурной эволюцией. Действуя на протяжении поколений, кумулятивная культурная эволюция может порождать все более изощренные технологии, сложные языки, психологически значимые ритуалы, эффективные институты и утонченные алгоритмы для создания орудий, жилья, оружия и плавательных средств. Это может происходить и в действительности часто происходит в отсутствие какого-либо понимания, как и почему работают практики, представления и алгоритмы, — и даже того, что эти культурные элементы вообще что-то «делают». На самом деле в некоторых случаях продукты культуры оказываются более эффективными, когда люди не понимают, как и почему они работают, — мы убедимся в этом, когда будем обсуждать ритуалы и религии[95].
Что поразительно в продуктах кумулятивной культурной эволюции, так это то, что они часто оказываются умнее нас — намного умнее. Практики в диапазоне от рецептур ядов до табу на инцест сформировались в ходе культурной эволюции таким образом, чтобы воплощать в себе неявное понимание мира, которого у нас, практикующих, часто
Ознакомительная версия. Доступно 38 страниц из 186
