Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 108
ступеньке. Слушал Воробыша, а о воинских орудьях не смел мечтать.
Робуши с мирскими служками забирали привезённое, переправляли одно в морозные амбары, другое – прямо в поварню, где готовилась для будущих походов мурцовка.
Здесь же, у ворот, похаживал вездесущий Шагала. Поглядывал то на крепость, то на лесную дорогу, кого-то ждал. Просто ждать было холодно и тоскливо, Шагала топтался, вертелся, лез не в своё дело.
– Крепче притягивай, выпадет! Ещё грузи, не надсядешься! А ты куда?
Почтенные бородатые возчики на всякий случай молчали.
Лыкаш про себя злобствовал, но тоже виду не подавал. Наглый гнездарёнок ему не мешал напрямую, поэтому щунять Лихарева подкрылыша, пожалуй, не стоило.
«Вот Инберн его бы враз осадил. А я?..»
Когда оботуры с опустевшими санями скрылись в белой пелене, Лыкаш с подобающей важностью двинулся назад в крепость – и тут обратил внимание на слегка неуклюжую походку Бухарки.
Всё же воинский путь приучал смотреть прямым взглядом, ловить всякую мелочь.
Уже во дворе Лыкаш тихо спросил:
– Чем недужен?
Отпираться было без толку. Бухарка грустно сознался:
– Боляток болит…
Шагала вынырнул прямо из-под ног, засмеялся:
– Никак Ознобишка и тебя пырнуть совладал?
Бухарка зло отмолчался. Подобало бы в ухо дать… ан не с руки. Но и замечать гнездарёнка он не желал.
– Где сел-то? – вздохнул Лыкаш.
Мораничи блюли себя в чистоте и обычно чирьями не страдали, но с того злосчастного орудья Бухарка явился чёрный, тощий, померклый.
– Так вот отчего мыльню обходишь! – обрадовался Шагала, словно это знание вручало ему желанную власть. – Где расчесал? В сумежье, что ли? На шулах?
Бухарка гордо выпрямился, пошёл ровно.
Шагала оглянулся – со стороны дороги показались двое воронят. Ирша и Гойчин снимали лыжи, стоя перед воротами. Из-за метели простая вылазка в деревню – свезти угощение старухе Шерёшке, вернуться с глиной для красок – растянулась на трое суток.
Шагала сразу всё забыл, побежал к ним:
– Идите быстро! Учителя ждать понуждаете!
Лыкаш с облегчением увёл Бухарку чёрным двориком к стряпному входу, но не в саму поварню – в клетушку, где некогда обитал кабальной. Теперь здесь была снадобница. Прежнюю затопило в скорбные дни, когда истекала жизнь Ветра. Плыли по рукам склянки с лекарствами, ноги хлюпали по воде, думалось об упадке, о том, как дальше всё вкриво пойдёт…
Ничего – снадобья спасли. Может, и остальное не истребится.
Когда закрылась дверь, Бухарка прилёг животом на ларь, кривясь, осторожно распустил гашник:
– Вот…
Лыкаш посмотрел. Чирей надулся хоть и не в сумежье, но место выбрал непотребное. У вихлеца, где разделяются половинки. Впрочем, больное место всегда неудобное и неудачное. Веред же что в доме хозяин: сядет где хочет!
Тестяной лепёшкой забагровевший нарыв останавливать было поздно. Державец только вздохнул:
– Что ж раньше не сказал?
– Ну…
– Вот и «ну». Теперь воняй на всю крепость, пока лопнет.
И снял с полицы горшочек, пахнувший земляным дёгтем.
Тут снова бухнула дверь. В снадобницу вскочил Шагала, всё сразу увидел.
– О! А я полечу?
И устремился вперёд, но терпение Лыкаша на этом иссякло.
– Вон!
Годы рядом с Инберном не минули даром. Шагала, повинный одному Лихарю, удивился, замер, услышал. Тихо-тихо скрылся за дверью.
– Жаловаться побежал, – пробормотал Бухарка.
Лыкаш ответил громко и гневно:
– А пусть! Учитель ещё добавки даст. Кулаком! За ослушание! За презрение!
Он уже прилаживал повязочку с мазью, разжигающей нарыв для выхода гноя, когда в дверь стукнули. Почтительно, с робостью.
– Кто там ещё? – не сразу отозвался Лыкаш.
В щель заглянул Шагала:
– Если позволено будет слово сказать…
– Сказывай.
– Можно я, господин державец, к твоей мази добавлю размятие уха, как учитель показывал?
Лыкаш и Бухарка с сомнением переглянулись. Шагала зачастил:
– Нам учитель пробовать велел. И сам тело белое в наши руки вверял…
– Ну его, – проворчал страдалец. – Пусть мнёт.
Гнездарёнок обрадованно прянул вперёд, но Лыкаш придержал:
– Сперва истолкуй, что делать намерен.
Шагала согрел пальцы, взял Бухаркино ухо:
– Вот здесь мы мнём, если у кого сердце ноет или дышать тяжко… здесь – если кто постелью ослаб… а вот тут – если что-то у поясницы случилось!
Объяснял он верно. Державец лишь строго добавил:
– Утин при́скак справному воину не вчини. Дальше кожи посягать не велю.
В пояснице, как всюду в человеке, много всякого разного. Кости, мясо, боевые и чернокровные жилы, уязвимое беложилье. Ещё не хватало, чтобы завтра Бухарка согнулся, а разогнуться не смог.
Шагала сосредоточенно мял ухо старшего ученика. В вороте грубой тельницы мелькал оберег: небольшая косточка на шнурке. Лыкаш эту косточку обходил взглядом как мог. Он-то знал, откуда она.
В покоях Ветра теперь было что-то вроде малой молельни. Лихарь смиренно остался в Торговой башне, и его жилище выглядело совершенно как прежде. Узкое дощатое ложе, оружие по голым стенам… список «Великой Стреты», недавно завершённый Надейкой… из божницы в углу – строгий взор Владычицы Мораны, единой во множестве ликов.
Получив дозволение войти, воронята прижались один к другому возле порога. Ждали наказания. Так-то они ничего вроде не натворили, но Лихарь найдёт. За то, что метель у Шерёшки пересидели… за прозвище непотребное… Сейчас как отрешит от унотства! Оружие прикажет сложить. К робушам отправит…
Лихарь, по своему обыкновению, не сразу к ним повернулся. Сидел на топчане, обложившись книгами, старинными свитками. В очередь раскрывал, сравнивал написанное, искал что-то и хмурился, не находя. По полу гуляли сквозные токи, но закалённый воздержник сидел босой, в простой белой тельнице, лишь выделялись на локотнице ножны боевого ножа.
«Волчий зуб и лисий хвост…» Воронята уставились на знакомую рукоять. В животах гадостно и согласно урчало. Ножны были новые, потому что старые испортила кровь.
Лихарь наконец закрыл большую пыльную книгу.
Поднял глаза.
Неожиданно улыбнулся.
Стало ещё страшней.
– Кары ждёте? – спросил грозный учитель. – Я без вины не караю.
Встал, прошёлся туда-сюда. Две пары глаз следили за его рукой, за ножом дяди Ворона. Другой опоры здесь не было.
– Вы, – продолжал Лихарь, – так долго ютились под чёрным крылом, что стали ждать казни из-за чужой нелюбви. А я хочу орудье вам дать. Пойдёте на Коновой Вен.
Ирша и Гойчин разом сглотнули, ожидая страшного продолжения: «Семьян отступника… мать, отца…»
Лихарь взял со стола узкий берестяной туесок, закупоренный с обеих сторон. В таких, сохранные от случайной порчи и недолжного любопытства, путешествовали важные письма.
– Орудье несложное, требует лишь ответствия. Подойдите. – Поперёк стола, шурша, развернулось начертание левобережных земель. – Вот здесь, по дороге в Вагашу, встретите купца Нечая. Скажетесь роднёй из Нетребкина острожка, он поймёт. С поездом добежите до Торожихи. Там дело вам – торговыми рядами похаживать, об острожке своём рассуждать. Кто надо, услышит,
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 108
