Книга Свобода - Кира Уайт

– Надеюсь, не надо напоминать тебе о незавидности твоего положения? – останавливаясь в шаге от меня, спрашивает Бишоп. – Не хочу хвастаться, но мало кто пережил мои пытки, а твоя главная слабость в том, что ты человек.

Сжимаю руки в кулаки и смотрю на него не моргая. Не знаю, что сейчас написано на моем лице, ведь внутри бурлит гамма эмоций от ненависти и ярости, до страха и отчаяния.

– Отвечай на мои вопросы правдиво и тогда я ничего тебе не сделаю. Учти, я пойму, если ты соврешь. – спокойно продолжает Бишоп. – Поняла?

– Да, – почти выплевываю из себя короткое согласие.

– Отлично. Итак, первый вопрос. Где находится база оппозиции?

– Не знаю, – без промедления отвечаю, но когда Жнец делает шаг в мою сторону, продолжаю. – Подождите! Я правда не знаю. Там кругом был лес, а сама база под землей.

Смотрю на него в ожидании. Технически, это не ложь. Судя по карте, которую мне удалось стащить, старый разрушенный город окружен лесами с двух сторон. А Штаб оппозиции и правда находится под землей. В голове мелькает и тут же уходит мысль: "Хорошо, что я не захватила карту с собой. Она была мне не нужна, ведь я думала, что попаду в столицу". Бишоп и Трей переглядываются. Старший кивает и говорит:

– Хорошо. Кто руководит оппозицией?

Тут все сложно. Я не могу выдать ни доктора Мартин, ни Дэниела Сорренса. Сейчас от них зависят жизни сотен, если не тысяч, последователей оппозиционного движения. Сотни жизней против одной моей. Выбор вполне очевиден. Поэтому говорю, вложив всю ненависть в следующие слова. Для этого мне даже не приходится притворяться.

– Мой восставший из мертвых папаша. – конечно, говорить это было рискованно, я могу подставить тем самым Терезу Мартин. Но Бишопу нужна правда, и он ее получил.

Мужчины передо мной выглядят удивленными.

– Твой отец? – приподняв брови, спрашивает главный. – И кто твой отец?

– Его зовут Саймон Трент. Он был добровольцем два года назад. Я думала, он умер. Оказывается нет. – выдаю еще информацию, в надежде усыпить бдительность Бишопа.

– Восемь Три Восемь Три, достань мне всю информацию на этого Трента. Прямо сейчас.

Трей уходит, мы остаемся вдвоем. Для меня разницы никакой, но все равно внутренности скручиваются в тугой узел.

– Так значит, ты вступила в оппозицию и выполняла задание отца, спасая моих заключенных? – холодно осведомляется Бишоп.

– Нет! – горячо протестую я. – Я ненавижу его за то, что он бросил нас с мамой! Я хотела сбежать, когда узнала, что он там главный, но не ожидала, что попаду в Пирамиду.

Задумчиво смотрит на меня.

– Звучит, конечно, логично, но тем не менее тебя поймали, когда ты пыталась увести к вертолету одного из моих людей, что был наказан и сидел в камере за пособничество оппозиции.

Смотрю на него как на идиота. Ной и оппозиция? Что за бред?

– Ной никак не связан с оппозицией! – тут же с уверенностью заявляю я.

– Ной… – Бишоп кривит губы. – Когда-то давно его звали так, но это изменилось. Ты не ответила на вопрос.

Решаю не искушать судьбу и говорю правду:

– Я не собиралась никого спасать, но когда увидела Но… его в камере в ужасном состоянии, не могла бросить его там.

– Какая самоотверженность и глупость. Теперь ты вынуждена будешь ответить за этот поступок. Но об этом позже. А сейчас расскажи мне, как ты выжила?

Бишоп выглядит совершенно расслабленным, но меня это не обманывает. Все равно что-то здесь не так.

– Я уже говорила. Мне дали какую-то неисследованную сыворотку, все равно я бы умерла. Но она чудом спасла мне жизнь. – тут даже врать не пришлось.

– Как звали твоего врача? – задает следующий вопрос.

Внутренности холодеют, но я стараюсь сохранить максимальную ясность рассудка.

– Она не представлялась.

– Она? – Бишоп слегка удивлен.

Возможно, совершаю прокол, но говорю слегка изменив факты:

– Меня лечила пожилая женщина, которая выписала меня сразу же после того, как я очнулась.

– А после этого ты вступила в оппозицию? – сверля меня взглядом, спрашивает мужчина.

– Нет. – тут же говорю, но понимаю, он мне не верит.

– Ложь! – говорит яростно. – Рассказывай правду!

– Но это правда! – пытаюсь отстоять свои слова.

Внезапно он налетает на меня и хватается ладонями за лицо. Сильные разряды проникают сквозь чувствительную кожу прямо в мозг. Кричу от боли и пытаюсь отстраниться, но металлический ошейник удерживает меня на месте, впиваясь в шею. Мучение длится и длится, и я не сразу понимаю, что Бишоп отпустил меня, потому что боль продолжает разливаться по лицу, опаляя кожу. Белая пелена застилает глаза, приходится проморгаться, чтобы хоть немного восстановить зрение. Тяжело дышу и смотрю на ухмыляющееся ненавистное лицо.

– Это не самое страшное, что ждет тебя за ложь. – довольно сообщает он. – Не надо закапывать себя, девочка, я знаю правду. Мы нашли в камере, в которой сидел Восемь Четыре Два Семь, твою маску, оставленную так неосторожно. Там было очень много полезной информации.

Внутренности холодеют. Конечно, бесполезно сейчас проклинать себя за глупость, но все равно делаю это. Почему, ну почему я такая дура, что не догадалась почистить историю сообщений. Там осталось все. Общение с добровольцами на этапе тренировок и обучения, общение с Кейном и его отрядом, попытки связаться с Ноем. Бишоп улыбается еще шире, когда видит, что я поняла, о чем он говорит.

– Ты будешь страдать! – удовлетворенным шепотом сообщает он и зловещей тенью надвигается на меня, снова хватаясь за оголенные участки шеи и лица.

Пытка длится и длится, заставляя меня кричать от боли и безысходности. В голове мелькает мысль: "Это только начало". А после приходит тьма, которая теперь пугает меня не так сильно, как мужчина, получающий удовольствие от страданий беззащитной жертвы.

***

С трудом разлепив веки, не сразу понимаю, где нахожусь. Но когда вижу знакомую белую комнату и все то же ужасное кресло, к которому я все так же пристегнута, то проклинаю себя за то, что не умерла. Шея болит больше всего. Железный ошейник с силой сдавливает ее. Чувствую болезненный комок в горле. Не уверена, что голосовые связки когда-нибудь будут работать как надо. Помутневшим взглядом смотрю вокруг. Я одна. Но надолго ли? Вряд ли. Прислушиваюсь к своим ощущениям. Хочется пить. Мышцы затекли, получается, сижу тут уже достаточно давно. Кожа лица и шеи уже не горит с прежней силой, а значит прошло не меньше пары часов. Ожоги начали заживать, вот только я сомневаюсь, что относительно здоровой останусь надолго. Скоро вернется этот садист и продолжит издеваться надо мной.