Цвикау, или в Девентере, или в Бутцбахе. И, когда весь народ и целый сонм церковников вышли навстречу королю со святыми дарами, глупый бэан (так по-деревенски назову я деревенщину) не сказал ничего, кроме: «Добро пожаловать, господин император! Будьте здоровы!»[110] От такого приветствия король только из почтения к святым дарам едва сдержал смех.
87. О СЛУГЕ ДВОРЯНИНА
Один человек прислуживал дворянину. Когда жена дворянина мылась в бане, он снял у нее с ноги лист. Женщина, разгневанная тем, что он дотронулся до ее ноги (ведь нет на земле более спесивого племени, чем богатая баба), выбежала из бани и потребовала от мужа, чтобы он запретил слуге ходить по своей земле. Так он и оставался в воде, потому что ему запретили ходить по земле. Наконец, после того, как его простили, этот слуга сказал своей хозяйке: «Госпожа, если я теперь увижу в твоем заду хоть связку прутьев, то и не подумаю притронуться и вытащить их»[111].
88. О НЕКОТОРЫХ ЛЮДЯХ[112]
Мне рассказал человек, заслуживающий величайшего доверия, что он слышал, как на одном народном собрании обсуждали, надо ли служить в войске Максимилиана, и один захотел подтвердить это клятвой. Тогда кто-то встал и сказал: «Во-первых, мы клялись, что никогда не будем брать от князей жалованья. После этого мы клялись, что вообще не будем служить ни одному князю. В третий раз мы клялись, отзывая наших из Милана. Теперь снова надо клясться. Чтобы избежать клятвопреступления, я советую клятвенно заверить, что мы не собираемся исполнять ничего из того, в чем мы клянемся».
89. УДАЧНОЕ И СМЕШНОЕ ВЫСКАЗЫВАНИЕ
У одного дворянина был гонец и вестник. Когда он послал его в свой город из Аугсбурга, где собирались князья Швабского союза, повстречался ему один земляк, который считал себя очень умным. Он спросил (как это принято у наших), что нового. Гонец ответил, что нового очень мало. Одного человека, правда, сожгли за то, что он попался на обмане. Когда тот попросил его сказать, на каком, он ответил, что обманщик набивал снег за печку, где обычно жарче всего, сушил его и продавал вместо соли. Глупый человек поверил в это и всем рассказывал, а сам стал всеобщим посмешищем за то, что хотел показать, будто знает, как собирать изречения Сивиллы[113].
Эта история правдивая и доподлинно мне известная.
90. О ЛЕНИВОЙ ЖЕНЩИНЕ[114]
Когда одну ленивую женщину муж отколотил за ее лень, она стала вопить и кричать: «За что ты меня бьешь? Я ведь ничего не сделала!» Муж ответил: «За то и бью, что ты ничего не делаешь».
91. О ЖЕНСКОМ МОНАСТЫРЕ
Я знаю монастырь дев-весталок; когда однажды я спросил одного их соседа об их скромности и воздержании, он мне ответил, что во всей обители нет ни одной непорочной девы, кроме той, которая до сих пор считалась непорочной, так как еще не рожала, но что он, впрочем, сомневается в ее девственности. Все же остальные — матери, а некоторые имеют многочисленное потомство, особенно самая главная девица (наши называют ее «аббатисса»). Другой шутник прибавил: «Конечно, если бы она не становилась так часто матерью, то по их статутам и правилам ее прогнали бы с должности»[115].
92. ОБ ОДНОМ ЛЮБОВНИКЕ, КОТОРЫЙ ХРЮКАЛ НАПОДОБИЕ СВИНЬИ
Один человек был любовником жены пекаря; как-то ночью он был у нее и увидал, что домой возвращается муж; по совету любовницы он поспешно бросился в свиной хлев, который находился под лестницей. Когда подошел муж и услышал шум (любовник ведь не успел еще лечь), он спросил: «Кто это?» Тот стал сначала хрюкать наподобие свиньи, как научила его любовница; но так как пекарь спрашивал все настойчивее, он сказал: «Я — жалкая свинья». Пекарь так испугался (он думал, что это дьявол — настолько страшным голосом тот в ужасе говорил), что тотчас же убежал из дому, предоставив любовнику возможность свободно уйти.
93. О ЧЕЧЕВИЧНОМ КРЕСТЬЯНИНЕ
Чечевичный крестьянин (его прозвище пошло от слова «чечевица»), шалопай и плут, был прекрасно известен августейшей королеве Бланке Марии[116] и другим знатным женщинам. Когда он служил в войске короля в Венгрии и в других местах: у галлов, моринов, сигамбров[117] и прочая, то не желал принимать участие в сражениях. Он говорил, что там тогда не было никого, кто бы мог распорядиться и отделить отряд от отряда (как это бывает у крестьян при освящении храмов).
Он же однажды, когда был голоден, пришел к крестьянину и пообещал показать ему «пчелу» (у наших так называется целый рой из одного улья), если тот даст ему приличный завтрак. Он сказал, что, так как сам он спешит в другое место, то ему эта пчела не нужна. Крестьянин согласился и, после того как они наелись, приготовил разные вещи, нужные для ловли пчел. Когда это увидал шалопай, он сказал: «Не надо брать с собой так много». Когда же они пришли на поле и долго напрасно ходили туда и сюда, крестьянин сказал: «Я чувствую, что меня обманули». Шалопай ответил: «Нисколько. Вот на этих цветах я сегодня видел пчелу. Я тебе и не говорил, что здесь их много». Так обманутый крестьянин воротился домой ни с чем.
94. ИСТОРИЯ О ГРАФЕ ФИЛИППЕ РАВЕНШТЕИНСКОМ[118] И КОНРАДЕ РОЗЕНСКОМ[119] КОТОРЫЕ БЕЖАЛИ С ПОЛЯ БОЯ
В той битве с моринами (ее теперь называют Теруанской)[120], в которой Максимилиан — тогда еще эрцгерцог Австрийский и Бургундский — одержал достопамятную победу, убив много тысяч врагов, и победоносной десницей сокрушил Людовика, короля франков, отца Карла Зобатого, он не потерпел большого урона, если не считать молодых больных воинов, женщин и священников. Их, всех до одного, за исключением нескольких потаскух, убили какие-нибудь семьдесят галльских рыцарей, ворвавшихся в наш лагерь по другой дороге (убийство менее всего подобает не только наихристианнейшему народу, но даже просто христианам)[121].
В нашем войске не было недостатка в рыцарях, которые оставили поле боя и искали спасения в бегстве. Особенно поспешно бежал граф Филипп Равенштейнский со всеми своими рыцарями, которых он возглавлял: не знаю уж, из-за страха или из-за предательства. С ним был и Конрад Розенский, который сейчас за шутки и остроты в милости у короля Максимилиана. И если кто-нибудь в присутствии графа скажет Конраду, что он бежал быстро, тот ответит: «Это правда. Но еще быстрее бежал граф Филипп, который опередил меня на две мили». Обратившись к графу, он отпустил шутку о его бегстве: «Граф Равенштейн, какой у тебя замечательный конь, как быстро он скачет! Я уже
