— Что росу?
— Твой солнечный луч и росу на цветках. Бернс.
— Естественно. Шекспир о таких глупостях не писал. Ты не спала. Или спала, но плохо. У тебя глазки красные и маленькие, а нос распух. Плакала?
— Нет, сморкалась. А как твоя мигрень, Доди?
— Мигрень? Какая мигрень? Ах, мигрень! Это была не она. Гипертонический кризис.
— Криз.
— Чего?
— Гипертонический криз. И часто он у тебя бывает?
— Ой, да тыщу раз за день! Утомительная штука, но спишь после него, как дитя.
— Доди!
— Да?
— Ты обманула нас.
— Дитя, не груби старушке, счастья не будет.
— У тебя голова вчера не болела.
— Болела, не болела, какая разница. Могла бы и заболеть. Я уже не девочка.
— Но вчера не болела?
— Ну… не болела.
— И не стыдно?
— А за что? Вообще-то я хотела сымитировать расстройство желудка, но это показалось мне не очень романтичным. Кроме того, на это обиделся бы шеф-повар. Пришлось остановиться на головной боли. Давление — это элегантно.
— Особенно когда все за столом знают, что оно у тебя, как у слона.
— Давление вещь опасная и непредсказуемая. Цвел юноша вечор, знаешь ли, а на следующее утро — бабах! — и нету!
— Я бы сказала, весьма вольное изложение классики.
— Можно подумать, это тебе шестьдесят пять, а не мне. Ну ее к бесам, эту голову, рассказывай!
— Что рассказывать?
— Как что? Про вас с Франко. Целовались?
— Дейрдре!
— Ну что ты так кричишь! Я пожертвовала десертом, чтобы оставить вас одних, я увела этого Бареджо, я рисковала своей невинностью
— Доди, чем ты рисковала, прости?
— Не ехидничай. Этот профессор всю дорогу держал меня за ручку и ворковал об обнаженной натуре у Вероккьо.
— Дорога длится семь минут, я засекала.
— Ты зануда и злючка, Джо, из чего я заключаю, что сегодня ночью у вас ничего не было
— Ты что, сводней хочешь стать? Чтобы купила право на бизнес ценой собственного тела?
— А что, хорошая мысль. И траты небольшие, и телу только лучше. Это очень тонизирует…
— Доди! Если бы это сказала не ты…
— Но это же я.
— Я знаю. Ты всегда была такой.
Джованна вздохнула и склонилась над чашкой. Доди пытливо уставилась ей в лицо и терпеливо ждала.
— Доди, отстань. Я подавлюсь чаем. Не было ничего.
— Очень жаль.
— Ты невыносима и неисправима, Дейрдре О'Райли. И вообще, это ничего не решит.
— Что именно?
— Секс с Франко.
— Да? Тогда ты единственная женщина в мире, кто так думает.
— Он меня не любит,
— Это не главное.
— И не хочет, а это уже важно. Если же случится невозможное и он со мной переспит, то что это решит? Как, по-твоему, он отнесется к тому, что его любовница пудрит ему мозги?
— А ты это планируешь?
— Что именно?
— Запудрить ему мозги.
— Ну… я могла бы попробовать.
— А просто поговорить ты не пробовала? Честно, откровенно, без всякого обмана.
— Бесполезно. Он тверд, как скала.
— Хорошо, значит, меняем тактику. Не будем действовать напролом, пойдем в обход. Почему ты опять грустишь?
— Вспомнила Маргариту. Бедная она…
— Еще бы не бедная. Значит, ты с ней виделась?
— Совсем недолго. Она…
В этот момент зазвонил телефон. Джованна сняла трубку и успела сказать «алло», после ее глаза становились все круглее и круглее. Доди в волнении носилась вокруг стола, изнывая от желания разузнать последние потрясающие новости, но это стало возможным только после того, как Джованна положила трубку и уставилась на Доди с несколько ошарашенным выражением лица.
— Ну? Говори, чтоб мне лопнуть! Я сейчас умру от твоего гипертонического кризиса!
— Криза.
— Один черт! Кто это звонил?
— Синьора Баллиоли.
— Передай ей, что рулетики с чесноком были упоительны. Что она сказала?
— Она сказала, что синьора графиня интересуется, когда нам можно нанести коротенький визит, и просит назначить время.
— Ого! Марго идет на поправку!
— Доди!
— Я называю ее так только за глаза. С ней всегда больше дружила Лу, а мне больше нравился Альдо. Но мне жаль бедняжку, и я искренне желаю ей добра. Слушай, Джо, ты видишь, как благотворно ты на нее подействовала?
— Пока еще нет.
— Уже, уже. Только повстречалась с тобой — и сразу собралась выходить из дома, Увидишь, она поправится благодаря тебе, и нам это только на руку.
— Почему?
— Мы возьмем ее в союзницы. Она уговорит Франко. Или прикрикнет на него. Хотя… это вряд ли.
— Ас чего ты взяла, что она будет за нас? Она уже восемь месяцев сидит взаперти…
— Вот именно, а тут такое оживление. Потом, это же твоя идея. Марго ее поддержит.
— Ох, не знаю.
— И знать тут нечего.
— Доди, я не хочу ее впутывать. Ей и так нелегко.
— Она крепче, чем ты думаешь, детка. К нашему поколению не стоит относиться, как к дряхлым и изнеженным созданиям. Марго прошла войну, как и мы с Лу.
— И все равно, я не хочу ее беспокоить. Достаточно того, что я обманываю ее сына.
— Ха, Франко переживет.
Может быть, подумала Джованна. Даже наверняка. А вот переживет ли это их с Франко дружба? Та самая дружба, которая только что зародилась на этой земле. Тонкая ниточка доверия, которую так легко порвать…
— Знаешь, Доди, пожалуй, стоит еще раз перечитать эти правила для арендаторов.
— А ты что, не читала их?
— Читала, но была в ярости, ничего не помню.
— Либо заболела, либо влюбилась, одно из двух. Ты никогда так не относилась к работе.
— Доди, это я от отчаяния. Франко выразился совершенно определенно.
— Послушай, в конце концов, вы старые приятели. Неужели он не пойдет на уступки ради вашей старой дружбы.
Джованна невесело усмехнулась. Ох, не пойдет! Дейрдре просто не знает, каков Франко Аверсано в деловых вопросах.
Франко Аверсано. Высокий смуглый бог. Широкие плечи, длинные ноги, узкие бедра. Могучая грудь, и губы, насмешливые и сладкие, словно дикий мед…
