для себя несколько штучек, остальное пытается Ясе вручить, но она качает головой: — Не нравится, что ли? — искренне удивляется.
— Ни капельки, — Яся демонстративно рот ладонью закрывает, но Никита всё равно понять не может, как кому-то может не нравиться то, от чего он сам в восторге. — Ну, не люблю… мне от него очень плохо.
— Может, просто нормального не пробовала? Тут очень вкусный…
— Она разный пробовала, — вырывается неуместное замечание, а Яся шипит и резко мне на ногу наступает. Больно, между прочим! —
— Ну ради меня, а? Всего одно зёрнышко. Этот тебе точно понравится, он карамельный, — обольстительно улыбается Никита, и хорошо, что зал полупустой и вокруг нас нет киноманов, а не то по башке бы настучали за болтовню.
— Воропаев, не налегай, — предупреждаю, потому что его желание прогнуть под себя мир даже в мелочах порой жутко утомляет.
Или мне не нравится, что Никита давит именно на Ясю?
— Я даже ради мамы не смогла бы его съесть, так что извини, — Яся держит удар.
— Ни кусочка?
— Не-а, — Яся разводит руками, решительная в своём сопротивлении.
Мне не видно сейчас её лица, оно обращено к Никите, но по выражению его глаз, он удивлён. Очень. Шокирован даже!
Ему никто и никогда не отказывал. Ни в чём. Начиная от родителей и заканчивая любой девчонкой, которая ему приглянулась. Но об Ясю он, похоже, зубы всё-таки сломает.
Никита справляется с растерянностью, переводит разговор в шутку, начинает играться зёрнами, подбрасывая их в воздух и ловя каждое ртом. Яся заявляет, что он клоун и тихонько смеётся. Погружаемся в просмотр фильма — он действительно интересный и напряжённый, хотя всю завязку мы успешно прос… пропустили, в общем.
Нет-нет, да я снова задену стройную ногу коленом. Коснусь случайно. Яся отодвигается, влипает плечом в Никиту, а он это понимает, как знак. Самодовольно усмехается, руку свою на плечо ей положит, и Яся совсем растерянной кажется.
Её растерянность делится недолго, в итоге всё-таки сбрасывает руку Никиты, подаётся вперёд. Никита хмыкает, лопает попкорн, его запах слишком навязчив, даже мне тошно. А Яся…
Будто не в силах больше терпеть, она вдруг трогает Воропаева за руку, просит прощения и пулей вылетает из зала.
— Куда это она? — хлопает Никита длинными, как у девчонки, ресницами, глядя вслед убегающей Ясе.
— Не знаю. Может, пойдёшь и посмотришь? Ты же вроде ей в парни метишь.
«Не дай бог», — бурчит Веснушка, не отрываясь от экрана.
— Да ну, чего рефлексировать? — беззаботный Никита снова достаёт телефон и читает какое-то сообщение. — Может, в туалет захотела. Что я там забыл?
И правда.
Проходит пять минут, Яся не появляется, и даже Веснушка нервно ёрзает на кресле, но пока ещё не бежит следом.
А я… внезапно, сам от себя не ожидая, поднимаюсь и покидаю зал.
Надеюсь, Синеглазка, у тебя всё хорошо. Но зная реакцию её организма на воздушную кукурузу, всё может быть как раз наоборот.
10. Ярослава
Непереносимость многих запахов — моё личное проклятие, с которым ничего не поделаешь, а в зале, рядом с надушенным Никитой, который так упорно настаивал «вкусить яства», буквально заставлял «съесть хоть зёрнышко», стало вовсе невыносимо.
Меня выносит удушливой волной из зала — не могу больше терпеть, мне срочно нужно на воздух. Сбегаю. Лёгкие обжигает, не хватает кислорода, а грудь будто бы раскалённым обручем сжимает. Проношусь мимо буфета и касс, прямо к стеклянной двери, а слёзы градом из глаз.
Когда дверь наконец остаётся за спиной, упираюсь руками в колени, наклоняюсь, со стороны похожая на марафонца, дошедшего до финиша. Дышу через открытый рот, хватаю кислород вперемешку с автомобильные выхлопами. Постепенно, вдох за выдохом, мир становится чётче, обретает краски. Фух, отпустило.
Становится легке. Я могу уже без слёз смотреть на прохожих, и не нужно сгибаться пополам, чтобы очистить лёгкие. Выравниваюсь, растираю влагу по лицу, а макияж, наверное, безбожно поплыл. Вот это свидание! Незабываемое, чтоб его. Оборачиваюсь, смотрю на своё потрёпанное отражение на стеклянном полотне двери, поправляю взъерошенные кудри, которые уже не кудри вовсе, а так, едва заметные волны. Тьху, все усилия пошли прахом — причёска превратилась в убожество.
Достаю из сумки салфетку, протираю глаза, но вдруг что-то отвлекает от отражения — кто-то, идущий по фойе, что-то ищущий.
Это Лавров! Чёрт, зачем он здесь? Зачем он вообще припёрся? Кто его звал?
О том, что приступ был связан именно с ним, думать себе не позволяю, но, чёрт возьми, Демид внёс свою лепту. Оказывается, я всё ещё боюсь его гадостей, не могу смириться, что он снова вернулся в мою жизнь.
«Ненавижу», — черчу пальцами на запотевшем от моего дыхания стекле, и Лавров будто бы чувствует меня, безошибочно находит, сужает тёмные глаза до тонких щёлочек, а ноздри едва заметно трепещут. Когда его взгляд так чётко на мне фокусируется, поздно бежать.
Приближаясь ко мне, Демид с каждым шагом наращивает темп, толкает дверь, а я с ойканьем отпрыгиваю назад, чтобы не зацепило. Сжимаю в руках бумажную салфетку, концентрирую всю свою ненависть на кончиках пальцев, и белые хлопья опадают на землю.
— Что ты тут делаешь? — шиплю, хотя голос всё ещё слабый, я не могу его контролировать.
— Пришёл на двойное свидание, — хмыкает, ощупывая моё лицо взглядом. — Ты бледная.
— Обычная! Что ты тут делаешь?! — для наглядности взмахиваю руками, обвожу улицу.
— Воздухом вышел подышать, — огрызается, сверкая тёмными глазами, смотрит на меня с характерным прищуром, похожий на огнедышащего дракона больше, чем когда-либо прежде. — Что, предательница, решила, что я в своём уме мог за тобой сунуться?
Фыркает, плечами передёргивает, будто бы ему сама мысль о заботе обо мне отвратительна. И да, я не верю, что Лавров по своей воле мог за мной пойти.
— Ха, наивная. Мне просто надо было покурить.
Хлопает себя по карманам, будто и вправду что-то идет там.
— Ты не куришь.
— А вдруг начал?
— Не начал, — мотаю головой, потому что Демид спортсмен и вообще, ЗОЖник.
— Ладно, дыши своим воздухом, не смею отвлекать, — натягиваю на лицо самую беззаботную маску, но руки всё равно дрожат.
Возмужавший Лавров загораживает вход в кинотеатр, пользуется тем, что на улице пусто и никому не нужно внутрь.
Чтобы вернуться в зал, мне придётся каким-то образом его обминуть… да уж, задачка не из лёгких. А ещё мучает одна мысль, которая всё это время вертелась на подкорке, а теперь рвётся наружу:
— Ты это специально? — подхожу к Демиду вплотную, тычу в его грудь пальцем, задрав голову, в глаза смотрю.
