Обучение в нашей любимой альма-матер представляло из себя изучение этакого коктейля, состоящего из того, что нужно в дальнейшем, например анатомии, физиологии, клинических дисциплин и тому подобного, и того, что совсем не нужно: истории партии, философии, кормления, разведения коров и другой живности, а также принципа действия сельскохозяйственных машин. Процентное отношение приблизительно пятьдесят на пятьдесят. Ну просто знаменитый коктейль «Ерш» – точного рецепта нет, а результат – потрясающий по убойности: не помнишь ничего. И на все это, как вустерский соус на «Кровавую Мэри», были накапаны редкие кляксы практики. Как правило, практика – дело ненапряженное, потому что держат тебя подальше от всего живого и хоть чуть-чуть ценного. Кроме разве что дней приезда проверяющего, когда надо было изображать бурную деятельность.
Начиная курса с четвертого, у нас пошли активные практики. На одну из них мы должны были ехать всей группой. Поближе к делу, где-то в конце января, староста объявила нам, что наша девятая группа едет в совхоз «40 лет без урожая» Зарайского района Московской области (куда я и был распределен после окончания академии и где даже не появился на работу), длиться практика будет три недели, а закончится 7 марта. Следующий вопрос: кто из преподавателей с нами поедет? Деканат еще нам никого не назначил, и мы с Петей Солдатовым и Димой Короповым начали активную деятельность по подбору кандидатуры. Благо мы уже заканчивали четвертый курс и мнение деканата нас не особо волновало. Взор свой мы остановили на молодом преподавателе общей хирургии по отчеству Егорыч и по кличке Бамбук. С боем, ибо это был разгар сухого закона, мы добыли какой-то хмурый портвейн и после занятий отправились на кафедру на переговоры.
Дело осложнялось тем, что Бамбук практически не пил. Вернее, он, как «голубой воришка», пил, но стеснялся. Переговоры начались сразу с трех бутылок, а к концу пятой раскрасневшийся препод дал согласие и поклялся на библии всех ветеринарных врачей – «Анатомии сельскохозяйственных животных» Акаевского, – что завтра сам пойдет в деканат и все решит. Шестая бутылка была выпита за успех мероприятия и успешную практику. О замечательные студенческие годы с их здоровьем!
Словом, в назначенный день мы выехали из Москвы и к вечеру не без приключений приехали в нужное место. На автобусной остановке нас встретила стая породистых охотничьих собак, в которой я отметил двух русских псовых, трех русских гончих, несколько легавых, а также фоксов[10]. Верховодил в стае ягдтерьер, что неудивительно.
Осмотрев окрестности, мы поняли, что за прошедшие почти семьдесят лет жизнь здесь если и изменилась, то только в направлении каменного века.
Единственное, что радовало, так это то, что в местном магазине, несмотря на сухой закон, свободно продавалось спиртное. Это гарантировало высокие оценки за практику.
Бамбук оказался человеком неглупым и быстро смекнул, что употребление «огненной воды» надо брать под личный контроль. За первым же ужином, когда он выяснил, что у мужской части группы наблюдается учащенное мочеиспускание (в туалете стояла бутылка), он предложил легализовать употребление, но с условием, что это будет происходить под его присмотром. После коротких переговоров я, как старший в группе, ударил с ним по рукам.
Практика прошла в полном соответствии с нашими планами. Бамбук сам не очень любил напрягаться, главный врач хозяйства за два года до этого окончил академию, поэтому хорошо помнил свои практики, и только приезд проверяющего – преподавателя с кафедры акушерства и гинекологии по кличке Шейка Матки – заставил нас сделать вид, что мы очень увлечены ректальными исследованиями. Обычно мы утром ехали на ферму, до дневной дойки изображали какую-то активность, потом нас везли на центральную усадьбу обедать, и все. И так три недели.
Как-то за ужином мы решили, что неплохо было бы закончить практику на день раньше, а именно 6 марта. Главный врач с радостью согласился, подписал все бумаги и долго смахивал скупую, но радостную мужскую слезу, когда автобус повез нас в сторону Голутвина.
Уже в электричке я и трое моих товарищей о чем-то бурно разговаривали, как вдруг одного из них пронзила идея:
– Мужики, у меня в Раменском дед живет. Банька, самогон, наливочка, огурчики! А? Бабы-то наши все равно нас ждут завтра.
Вопрос даже не обсуждался, и мы, помахав группе рукой, вышли в Раменском.
Банька была жаркой, самогон вкусным, картошечка рассыпчатой, огурчики хрустящими. Это тот момент блаженства в деревне, когда всякий раз не жалеешь, что стал ветеринарным врачом.
Утром, хорошо выспавшиеся и слегка похмелившиеся, мы двинулись в Москву. Вдруг в районе Ухтомки ко всем одновременно пришло осознание, что завтра 8 Марта, а наши жены еще без подарков! Надо было срочно исправлять ситуацию.
Выйдя на «Ждановской» (так раньше называлась станция «Выхино»), мы решительно двинулись в универмаг «Вешняковский». Надо сказать, что мы представляли собой очень живописную группу. Когда группа уезжала на практику, стояли морозы. Конечно, не такие аномальные, как ныне, аж целых минус пять, а так всего-то примерно минус восемнадцать. Соответственно, и одеты мы были в тулупы, ватные штаны, валенки с калошами, на головах меховые шапки. За три недели в Москве все изменилось – светило солнышко, таяли сугробы, бежали ручейки и просто бурные потоки, блестели лужи, птички чирикали. И по всей этой красоте мы топтались калошами.
Теперь надо понять, как же происходила покупка подарков, да и не только, во времена развитого социализма. При попадании в торговую точку следовало обнаружить очередь, спросить, что дают, и встать в ее конец. Причем спросить именно «Что дают?», потому что вопрос «Что продают?» просто не был бы понят. Когда очередь подходила, продавщица выписывала счастливчику бумажку, которая гарантировала, что он стал потенциальным обладателем того, «что дают». После этого счастливчик переходил в очередь в кассу, где уже стояли такие, как он, только из нескольких отделов, и, предъявив заветную бумажку, оплачивал то, «что дают». После этого он отстаивал еще одну очередь в отдел и, отдав чек из кассы, становился реальным обладателем того, «что дают». Очень часто он выяснял, что же ему дали, только после того, как разворачивал упаковку.