балабола я не встречал, как знать, может у него и получится подобрать ключ к сердцу Вероники, раз у меня это так и не получилось за всё время нашего знакомства. Я зло тряхнул головой, досадуя, что нельзя просто взять и выдрать из сердца кусок, накрепко спаянный с одной медноволосой чародейкой. Хотя, сильно подозреваю, если бы такой манёвр был возможен, убирать пришлось бы большую часть, а то и вообще всё сердце, уж больно крепко она там угнездилась, зараза такая. Я опять тряхнул головой, завернул за угол и едва не сбил с ног встрёпанного и чрезвычайного недовольного Эрика, порты которого были натянуты наизнанку, а рубашка и вовсе была зажата в кулаке.
— Ну, чего тебе? — сварливо буркнул дракон, сочно зевая и потягиваясь.
— Ты решил вообще всех баб в городе оползать или хотя бы через одну?
Дракон насмешливо фыркнул, глядя на меня со смесью интереса и снисходительности, как старший брат на младшего:
— Завидуешь что ли? Так не стоит, в Лихозвонье бабы и девки весёлые и ласковые, никому в своём внимании не откажут, тем более самому инквизитору. Наоборот, для них это честь невероятная будет.
— Обойдусь без такой чести и её последствий, — пробурчал я, смущаясь, словно деревенский паренёк, впервые оказавшийся в борделе.
Эрик плечом дёрнул, мол, как хочешь, и уже совсем другим, лишённым дурашливости тоном спросил:
— Так чего звал-то?
— Ты сейчас отправишься в крепость…
— Ку-у-да-а-а?! — ахнул дракон, на всякий случай отходя от меня на два шага.
Я вздохнул и терпеливо, словно учитель не самому догадливому ученику, повторил:
— В крепость. К Веронике.
— Это той ведьме, на которую ты весь мой язык пламени извёл? Её ещё в чёрной ворожбе обвиняют?
Если бы взглядом можно было поджигать, по Эрику бы уже вовсю плясали языки пламени, для дракона, впрочем, абсолютно безвредные. Друг понял, что ляпнул что-то не то, примиряюще вскинул руки и зачастил:
— Ладно, ладно, я всё понял, не сердись. Я отправляюсь в крепость к этой, как её, Веронике, чтобы… А чтобы что?
— Тебе нужно узнать, что за магическую защиту от домогательств она себе поставила. И как это связано с эпидемией в городе. А ещё узнай, кто из городских чародеев запрещённой любовной магией промышлял.
— Запрещённой любовной магией? — восторженно ахнул Эрик. — Да ладно?!
— Прохладно, — буркнул я, искренне не понимая восторга приятеля от грубого нарушения магических законов. — А я к травнице наведаюсь, попытаюсь с ней побеседовать, может, что и узнаю.
— Люди говорят, она совсем плоха, колодой лежит, даже пальцем шевельнуть не в силах, — робко заметил Эрик, благоразумно не уточняя, что за люди сообщили подобные сведения. Ох, чует моё сердце, Лихозвонье покидать нам с большим скандалом придётся!
— Вот я и говорю, попытаюсь с ней побеседовать, — повторил я и, кивнув другу на прощание, направился к травнице.
День третий. Вероника
Только попав в подземную камеру тюрьмы понимаешь, что тишина тоже имеет оттенки, мельчайшие, незаметные в обычной жизни нюансы. Вот тихо шлёпает о камень сорвавшаяся вниз капелька, вот едва заметно скрипит попавший под ногу камешек, вот вдалеке забухали тяжёлые сапоги стражника. О, эти шаги, я научилась слышать их и узнавать даже сквозь сон! Два раза в день к этому приглушённому буханью присоединяется чуть слышное дребезжание ключей, верный признак того, что меня собираются кормить. А вчера к топоту стражника добавился стремительный, едва уловимый шаг вышедшего на охоту хищника, профессиональная поступь инквизитора. Я тогда даже и не предполагала, что этим инквизитором окажется Тобиас. Ах, Тоби… Я негромко вздохнула, но тут же нахмурилась, яростно передёрнула плечами, отчего сковывающие меня цепи оглушительно зазвенели. Права всё-таки была матушка Тобиаса, я редкостная дура! Моя жизнь висит на волоске, а я предаюсь давно уже никому не нужным мечтам да грёзам! А впрочем, что мне ещё тут делать прикажете, не наряд же подвенечный розоватым жемчугом вышивать! Я устало прислонилась к стене, привычно прислушалась. Как странно, в коридоре бухали, постепенно приближаясь к моей камере, шаги стражника, я рядом с ним звучала ещё одна поступь, какая-то странная, не похожая на шаги обычного человека. Ещё один инквизитор? Нет, сии господа предпочитают работать в одиночку и друг у друга на пути не вставать. Может, Тобиас отказался от дела? Тоже вряд ли, он не из тех, кто бросает начатое, не доведя его до блестящего финала. Палач? Снова нет, пытать ведьму после приезда инквизитора и до конца следствия запрещено законом, который жители Лихозвонья чтут с похвальным усердием. Может, стражник сынишку с собой привёл? Так у него никого не осталось, да и не станет страж родичами рисковать, к ведьме их водить.
Шаги стихли, в замке зацарапался ключ, а затем ревматически заскрипела дверь. Я закрыла глаза, чтобы свет факела не ударил по глазам, и навострила ушки, невольно сжимаясь в комок. Кого это боги ко мне привели, добро или худо несёт мне нежданный визитёр? Откуда он вообще обо мне узнал?
— Эй, ты, — мне в бок с силой ткнулся сапог стражника, — гость к тебе пожаловал, да ещё какой, самого господина инквизитора слуга! Смотри, гадина, не вздумай его даже пальцем тронуть, а то пожалеешь, что во время пыток не сдохла!
Интересно, каким же это образом я могу навредить слуге, если меня крепко сковали сразу после ухода Тобиаса? Если только плюнуть, так от подобного безобразия мне же хуже и будет. Пытать-то меня, конечно, запрещено, но повалить на живот и исполосовать кнутом очень даже можно. Или лишить и так-то скудной еды, а то и воды. В первые дни моего заключения тюремщик весьма охотно продемонстрировал мне все свои возможности, да и сейчас не упускает случая ударить или оскорбить.
— Полагаю, не стоит так грубо общаться с дамой, — с лёгким, едва уловимым порыкиванием заметил бархатистый голос, особенно характерный для юношей, уже покинувших пору детства, но ещё не вступивших в зрелость.
Я осторожно приоткрыла глаза, из-под ресниц осмотрелась. Прямо напротив меня сидел худосочный парнишка, вроде бы ничем из себя непримечательный и простоватый, но ведьмино чутьё упрямо шептало мне, что это не так. И к мальчику надо присмотреться внимательнее и
