Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
и втоптанным в грязь. Даже в «Крокодиле» было легче. Мне хотелось заорать, выбежать из сладко пахнущей, набитой книгами квартиры, шарахнув дверью, и забыть об этих дурацких мемуарах.
Но я понимал, что не могу, никто не возьмет аванс обратно, что я попал…
— Буйдар был великий человек! — Голос мой дрожал, но я не мог молчать, я должен был возвысить голос демократии в этом логове замшелого тоталитаризма. — Он принес свободу!
— Ага, свободу сдохнуть от голода, — буркнул Степан Матвеевич. — Ты молод еще. Девяностые не помнишь. Разруха, нищета и безработица, бандитские разборки на улицах. Никакой надежды вообще… и жирующие на руинах великой страны алчные, беспринципные тварюшки.
Возразить я ему не мог — был тогда ребенком, и не понимал, что вокруг творится, просто жил свое детство; но в памяти остались темные, сумрачные лица матери с отцом, ужасные макароны, которые приходилось есть день за днем, поскольку больше ни на что не хватало денег, а мясо появлялось на столе только по праздникам, самодельные игрушки из всего подряд, что только мог добыть папа, одежда, которую приходилось донашивать за двоюродным братом, использованные шприцы валялись прямо в подъезде, и случавшиеся каждую зиму проблемы с отоплением, отчего мы мерзли как цуцики.
Но все равно этот седой динозавр ничего не понимал, ведь тогда была свобода, которую потом отнял у нас проклятый кровавый режим!
— Ты как? — Вика смотрела на меня с тревогой, вроде бы искренней, но я не мог ей верить, не должен был.
— Норм. — Я с трудом сглотнул, продавливая обиду внутрь. — Умыться где можно?
Я профессионал, я пишу книги, и за те деньги, что мне предложили, я готов этот месяц ползать на коленях перед маразматиками из «Смерша» и терпеть другие унижения, но я сдам текст вовремя, и он будет хорошим, он попадет в ТЗ, и заказчик примет его сразу, и не заметит все те фиглярские филантропические физические фиги, которые я туда насую… Их заметят читатели, потом, когда окажется уже слишком поздно, ведь я профессионал!
— А ты молодечик, не заплакал, не убежал, — сказал Степан Матвеевич, когда я вернулся из ванной. — Для вашего нежного поколения трагедия, когда новый айфончик не завезли. Творожок любимый в магазине кончился — все, конец света. Спасибо Борьке скажи за это. Зажрались, уроды… Постояли бы в очередях в восьмидесятые с талонами наперевес, подрались бы за выживание после развала, гнидочки тонкошеие…
Глаза его под снежными бровями яростно блестели, и я подумал, что старик похож на одного из гонителей пророков израилевых, на тех, кто преследовал Аггея или Осию не по долгу службы, а ради идеи — великого государства, другой веры, кто не щадил ни других, ни себя, и не думал о деньгах и карьере. Получали они в ответ поношение, злые слова и дурную славу, но это их не пугало и не смущало, ведь они просто не могли иначе. Несмотря на все ругательства, нутряной злости и горечи не было в нашем хозяине, за невзрачной внешностью и тонким голоском ощущалась истовая, непреклонная уверенность в себе.
Когда я уловил ее, меня продрало морозцем — если бы этот тип возглавил ГКЧП в девяносто первом, все могло пойти иначе.
Воистину, длань Господа Всемогущего простерта над тобой, и кто встанет у тебя на пути, низвержен в прах, сокрушен будет! И кто возвысит голос против тебя, лишится голоса этого, а кто поднимет на тебя меч острый, останется не только без меча, но и без длани своей!
***
Мы просидели у Степана Матвеевича четыре часа.
Он рассказывал вещи действительно интересные, я не успевал поддерживать отвисающую челюсть — о том, как работало КГБ в семидесятых, чем занимались резиденты за рубежом вообще и, в частности, на Балканах, которые уже тогда, да, наверное, и всегда были жутким, запутанным узлом противоречий. Вика писала на диктофон, который будет в моем распоряжении, пока она рядом, я делал заметки в блокноте.
— И правда устал, — заявил старик, когда мы опустошили второй заварочный чайник, пузатый, фарфоровый, с Лениным на одном боку и красным знаменем на другом: Машин папаня, истово собиравший винтажную посуду, отвалил бы за такой немало денег. — Хватит. Пиши хорошо, сволочужка… — Он наклонился над столом и взял меня за ворот той самой костлявой и морщинистой рукой, которой так легко швырнул при встрече на пол. — Буду читать. Напишешь плохо, я к тебе в гости приду — критиковать. Самым правильным методом… Догадываешься каким? По морде.
Из квартиры его я вышел в несколько смущенном состоянии духа.
— Пойдем пешком, — предложила Вика, и я не стал спорить: вниз можно и без лифта.
Мы миновали один пролет, когда она стремительно развернулась и с неженской силой прижала меня к стене. Окажись рядом кто посторонний, он бы решил, что девушка решила помиловаться с любимым, но у меня буквально сперло дыхание в зобу.
Да, я ощущал прикосновение ее бедер и теплое дыхание на щеке, видел совсем близко вырез блузки, очень-очень соблазнительный… Но еще на меня смотрели беспощадные глаза, в которых доброты крылось меньше, чем тепла в ледниках Плутона, и прохладные ладошки Вики сжимали мое горло совсем не ласково.
— Лев… Николаевич, нам надо прояснить некоторые вещи, — сказала она очень тихо, — похоже.
— Ты чего, э? — начал я, но Вика приложила палец к моим губам.
— Не надо хамить людям, к которым мы будем ходить, — произнесла она. — Не надо. Понятно, что я приставлена к тебе, чтобы оберегать твой нежный творческий организм и помогать в работе, но ведь оберегать и помогать можно совершенно по-разному. Понимаешь?
Я кивнул.
— Вежливость, аккуратность, никаких дурацких вопросов, — продолжила Вика ровно. — Мужики поколения интернета разучились отвечать за свои слова, поскольку за сетевое хамство в морду получают гораздо реже, чем за хамство на улице. Но в том мире, где мы сейчас, все иначе, и за базаром надо следить… иначе могут быть неприятные последствия. Понимаешь?
Я кивнул снова, точно собачка-болванчик в автомобиле.
— Извини, ты что, я не хотел… — забормотал я, когда она убрала палец от моих губ. — Про маузер что ли? Ну и что! Ну сказал что-то, и чего?
— А не имеет значения — хотел или нет. — Вика посмотрела на меня ласково и снова потянулась к моей шее, отчего я дернулся, хотя она всего лишь поправила мне воротник. — Например, человек, с которым мы будем говорить завтра, за такие шуточки тебя накажет. Серьезно. Не сразу. Не подаст виду, что его задело, но жизнь твоя накроется медным тазом. Через пару месяцев, когда ты
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
