подозрением.
– Бросьте, – скривился он. – Я не собираюсь вас насиловать. Или продавать. Или делать еще что-либо… клянусь.
Поверила?
Не сразу. Девица вздохнула и, оправив платье, сказала:
– У меня все равно выбор невелик.
И это было чистой правдой.
Глава 10
О женском предназначении и великих планах
Я поглядела на мужа хмуро.
Мало того, что сгинул куда-то там. Не сидится ему. Погулять охота. Так еще вернулся с какой-то преподозрительною девицей, ко всему хорошенькою настолько, что прям захотелось вцепиться ей в волосы.
– Молли, – представил ее Чарльз, подтолкнув девицу в спину, а та смутилась, потупилась, и на круглых щечках ее румянец вспыхнул.
Очень милый.
Вот я если и краснею, то пятнами. А эта… даже еще краше стала.
– Милисента. Моя жена, – пояснил Чарльз, верно почуявши что-то этакое.
А что?
Жена. Вот как есть! Перед богами, причем всеми и сразу. И… и терпеть, как матушка, делать вид, будто ничегошеньки не понимаю, не стану.
– Очень приятно, – произнесла эта… Молли, приседая. И юбки этак приподняла, чтобы в сторону, и глянула исподлобья. А я во взгляде этом прочитала, что ни хрена подобного.
Не приятно ей вовсе.
И вообще, предпочла бы она, чтобы оказался Чарли холостым. Можно вдовцом. Сразу так кулаки и зачесались, но бить человека без повода – неприлично.
Я подавила вздох.
И пробормотала:
– Взаимно.
Эдди за спиной хмыкнул.
– Эдвард, – продолжал представлять Чарли. – Мой шурин. Кажется, это так называется.
– Он же… – пискнула эта… Молли и вовремя заткнулась, сообразивши, что иногда мнение стоит держать при себе. – Счастлива с вами познакомиться!
И улыбнулась, будто вправду счастлива.
А у меня зубы заныли.
Нет, я знаю, что я не особо красива и красивой никогда не стану, но вспомнился вдруг проклятый город, и драконы, и… и почему мне не досталось вместе с Силой хотя бы капля их красоты? Такой, чтобы эта вот Молли перестала глядеть на меня с недоумением.
И снисхождением.
С жалостью, с которой обычно женщины глядят на других женщин, которым не повезло от рождения. Да, у меня нет золотых кудряшек, и кожа темна, и черты лица резковаты, и носик не вздернут, и щечки без ямочек. И…
Стало совсем погано.
На кой ляд он приволок сюда эту Молли? И главное, понимаю же, что там, на Востоке, будут совсем другие женщины, перед которыми уже Молли покажется провинциальной замухрышкой. Но легче от этого не становится. Только хуже.
– Молли удалось сбежать… – Чарли уставился на нее, сообразивши, что понятия не имеет, откуда именно ей там удалось сбежать.
И главное, на кой ляд.
Эх, мужчины.
Им лишь бы спасти кого посимпатичнее, а потом уж только разбираться станут, чего да как.
– Это… это было ужасно! – заговорила Молли, и голосок ее дрожал, а в голубых очах появились слезы, правда, не потекли, а легли на ресницы, что роса на лепестки. – Просто… просто невероятно!
– Что именно? – буркнула я, ибо даже братец поплыл от этакой нечеловеческой красоты.
Может, пристроить ее к кому?
Ну… не за Эдди. Я ее плохо знаю, и вообще представляется она мне исключительно подозрительною, но, возможно, некроманту сойдет? Он же тоже без невесты остался.
Пусть забирает.
– Все. – Молли огляделась и довольно-таки решительно прошлась по мастерской. Сморщила носик. Стало быть, не нравится ей? Вот пусть и убирается туда, где нравится.
– Не фырчи, – произнес Чарли мне на ухо и зачем-то обнял меня. – Она нам нужна.
– Зачем?
Видят боги, понятия не имею, где может пригодиться данная особа. Молли присела на стул:
– С вашего позволения. Я безумно устала!
Спина прямая, руки на коленях. Прям не девица, а картинка с той книги по этикету. Начинаю жалеть, что не дочитала.
– Это было так тяжело… так…
– Чаю хотите? – осведомился Эдди, руку почесывая.
– Если можно, и… мне до крайности неловко, но… я второй день ничего не ела.
Врет.
Вот как дышит. У людей, два дня не евших, взгляд совсем другой. Мне ли не знать.
– Безусловно, – кивнул Чарльз. – Милли, ты не могла бы…
– Лучше я. – Эдди правильно все понял. – Милисента… пусть отдохнет.
А то не хватало еще, чтоб очень нужная девица чем-нибудь да отравилась.
Через полчаса оная девица сидела уже за столом, над сковородкой, где доходило мясо и жареные яйца. От мяса опять пахло так, что я сглотнула слюну. Только-только поела вроде, а в животе опять пусто.
– Подвинься, – сказала я, устраиваясь рядом. В конце концов, Эдди словно наперед чуял и мяса пожарил целую сковороду, так что хватит на двоих.
Молли нахмурилась и тихо сказала:
– Между прочим, воспитанные люди…
– Тебе не повезло, – перебила я ее. – Я невоспитанная.
– Заметно.
Так я ж не скрываю. Я вытащила еще кусман мяса, выбрав пожирнее, уложила его на лепешку, завернула и откусила.
Благодать.
Даже эта… Молли не раздражает.
Ну, почти.
Она же ела аккуратно, ножом и вилкой, причем нож Эдди был для нее крупноватым, а вилка кривозубенькой, но вот же ж, Молли орудовала ими так, будто ей сие привычно весьма.
И главное, ела-то – что птичка клевала.
Два дня, стало быть?
– И все-таки. – Чарльз смотрел на нас обеих, не торопясь вмешиваться. – Вы не могли бы изложить вашу… ситуацию.
– Конечно. – Она взмахнула ресницами и потупилась, отчего появилось почти непреодолимое желание отвесить ей затрещину. Нечего чужим мужьям глазки строить. – Я… появилась на свет во Внешнем мире. А уже потом мы сюда переехали. Мой отец служил городским архивариусом. Матушку я почти и не помню, она покинула нас, когда я была совсем юной.
Она что, серьезно от сотворения мира рассказывать собирается?
– Мы жили тихо. Мирно. Я помогала отцу в его работе. Его очень ценили Мастера и… – Она все-таки всхлипнула. – Я не представляю, что случилось!
Я зато представляю.
Нашла девчонка приключение на задницу, а досталось папаше.
– Еще в прошлом году пошел слух, будто бы… будто старый мастер Олаф отошел от дел и место свое уступил не сыну, а племяннику. Про того никто не слышал. Отец сказал, что он, скорее всего, даже не племянник, потому что у мастера племянников до тех пор не замечалось, а о его братьях мало что известно. – Она отправила в рот крохотный кусочек мяса, который поспешно проглотила. – Однако сына мастера обвинили в подлоге, и еще в сговоре со внешниками. И его судили.
По круглой щечке поползла слезинка.
А вот взгляд Молли мне не понравился. Не видела я в нем печали, скорее легкое раздражение. Неужели полагала, что бросятся утешать?
– Тогда-то многое и
