жаль его не было, но жизнь моя должна стать проще.
14. Огонь лучше ошейника
— Дева Кира Владимировна Соломина. — Позвали меня со стороны двери автобуса. Голос зовущего я сразу узнала, это был Отец города. Но вставать и идти к нему, мне не хотелось, хоть именно благодаря ему я и знаю теперь язык аборигенов.
— Дева Кира Владимировна Соломина! — Позвал он меня уже громче. Но если мне никуда идти не хочется, громкостью зова на меня повлиять невозможно.
— Дева! Кира Владимировна Соломина! Подойдите ближе! У меня к тебе важный разговор. — Может, только мама и могла так на меня повлиять, превысив голос. Но она своим правом пользовалась крайне редко, только в экстремальных случаях. Папу бы я тоже послушалась, если бы он позвал меня в такой, все-таки, не самой подходящей форме. Только папа голос вообще никогда ни на кого не повышал. Даже в гараже, когда спорил с друзьями из-за футбола.
Еще брат мог на меня кричать, но у него эта вредная привычка осталась с младенчества. Он как стал после рождения на всех орать, так и не изменял этой вредной привычке. Но больше я никому не давала права поднимать на меня голос.
— Кира Владимировна Соломина! Дева с дурным нравом! Вы обязаны меня выслушать. — Сказал Отец города, стоя уже под разбитым окном возле сиденья, с которого я не собиралась вставать.
— Всем, кому должна, прощаю! — Ответила ему маминой любимой фразой. Никогда не думала, что настанет время, когда я стану цитировать родную маму.
Отец города постоял пару мгновений, пытаясь переварить мои слова. А потом совсем не величественно почесал себе затылок и крякнул или кашлянул.
— Дева Кира Владимировна Соломина, — который уже раз повторил он, — проявите уважение к моему возрасту и выслушайте меня. — Сказал он, важно выпрямляясь.
— А с чего я буду уважать ваш возраст? — Выглянула я к нему через окно. — Годы просто текут. Вашей заслуги нет в том, что вы дожили до своих лет.
— Ммм, — кажется, моя логика мужика удивила, но не разозлила. — Так-то оно так, дева. Но годы — это опыт. Говоря об уважении к моим годам, я имел ввиду уважение к моему жизненному опыту, приобретённом годами учебы и работы на благо моего города. Дева Кира Владимировна Соломина, а в вашем мире не принято уважать пожилых людей?
Я обратила внимание, что Отец города все же завязал со мной беседу. Я уже невольно приблизилась к окну, чтобы лучше его видеть. И хоть он был моим противником, и добра мне от него ждать не стоило, но он был мне симпатичнее, чем представители рода Магикир. По крайней мере, Отец города не смотрел на меня как на досадную неожиданность, от которой следовало скорее избавиться.
— В моем мире принято уважать людей за их заслуги и успехи, — ответила я. — А к старикам мы обычно относимся сообразно их поведению. Добрых бабушек, угощающих нас пирожками, мы любим. Старушкам, злословящем у подъезда, отвечаем презрением. К старикам-труженикам, ветеранам войны, и просто хорошим людям мы уважительны. Бомжей, оканчивающих свою жизнь у мусорных контейнеров, обходим стороной. А к сильным мира сего, независимо от их возраста, относимся с недоверием.
Мне было, что ещё сказать, только я замолчала, чтобы не затягивать наш разговор.
— Дева Кира Владимировна Соломина, — не дождавшись от меня продолжения, проговорил Отец города, несмотря на свой дурной нрав, ты мудра не по годам. Остальные иномиряне не смогли выдавить из себя ни одного умного слова.
— Ответного реверанса не дождетесь, — невольно слишком грубо сказала я этому переговорщику. Посмотрела бы я, какие он умные речи говорил, если бы его, как моих одноклассников, переместили в другой мир, хитростью выманили из убежища, каким оказался автобус, а потом надели рабский ошейник.
Колян в такой экстренной ситуации мне хотя бы подсказку смог дать. Ничего более умного, по-моему, он в сложившейся ситуации сделать не мог.
— Я невольно тебя обидел, дева? — Участливо спросил Отец города после того, как я отсела от окна. — Приношу свои извинения, хоть и не понимаю твоей обиды. А теперь пройди к двери, мне сложно говорить, запрокинув голову. Шея затекает.
Я, ничего не говоря Отцу города, отправилась к двери и села на верхнюю ступеньку.
Мужчина подошёл к двери и встал напротив меня в шаге от автобуса. Он обвел сидевшую меня недовольным взглядом и поджал губы.
— Знаю, что вы скажете, — первой обратилась я к нему, — но стоя я буду намного выше вас, и ваша шея снова начнет затекать.
— Благодарю, дева. Приму отсутствие у тебя воспитания за заботу о моем здоровье.
Не стала долго думать над своеобразным юмором или даже сарказмом местного политика и сделала очень внимательное лицо. Хоть назвать меня пренебрежительным слушателем мужик не сможет.
— Дева Кира Владимировна Соломина, — начал серьезным тоном Отец города, — я вынужден извиниться за недостойное поведение представителей рода Магикир, они не имели права, прикрывшись своим долгом, нападать на тебя. И хочу сказать, что по закону города Оруэлл ты не считаетесь убийцей мага из рода Магикир. И, когда ты окажешься за пределами своего убежища, никто не сможет тебя судить за это преступление.
Наверняка, политик озвучил хорошую новость, и я должна была радовать ей. Только радости я не испытывала.
— Уважаемый Отец города Оруэлл, вы думаете, я когда-нибудь покину свое замечательное, надежное, уютное убежище? — Я даже любовно погладила перегородку между ступенями и сиденьями. Пусть абориген видит, как я свой автобус люблю!
— Это и должно было стать основной темой нашего разговора, — сказал политик, недовольно наблюдая за моей рукой, поглаживающей гладкую, матовую поверхность перегородки. Но прежде он заметил, что обращаться к нему нужно "Многочтимый Отец Оруэлла" или "Господин Магикир". Меня также порадовали известием, что Многочтимый Отец Оруэлла тоже входит в род Магикир.
— Дева Кира Владимировна Соломина, — я не стала облегчать мужику обращение ко мне, пускай произносит свое глупое обращение и моё имя с отчеством и фамилией, — ты не сможешь просидеть в своем убежище более нескольких дней. И дело не только в том, что ты не сможешь получить от нас еды и питье.
— А вы бы, конечно, для меня еды и питья не пожалели? — Спросила у многочтимого отца.
Он недовольно замолчал и не продолжал хранить молчание довольно долго. Я даже подумала, что он развернется и уйдет, так и не сообщив о цели своего визита. Но Отец города продолжил говорить, хоть и не ответил на мой вопрос.
— Ты, дева Кира Владимировна Соломина, можешь в своем убежище погибнуть
