Ника отодвинула тугую дверь купе. У окна сидела светловолосая женщина и, подперев голову рукой, смотрела в окно.
— Добрый вечер, — вежливо поздоровалась Ника.
Женщина обернулась и улыбнулась:
— Здравствуй, милая!
Ника поразилась, до чего же спутница напоминала маму: такие же светлые глаза, участливая улыбка. Даже голос похож!
Боль утраты держала крепко, мама ей снилась. Бывало, она и наяву слышала ее голос, как будто мама тихонько звала ее: «Ника, Ника!» Это было настоящим наваждением.
Вот и сейчас простые слова «Здравствуй, милая» сжали горло.
— Садись ко мне поближе, кушать будем!
Женщина захлопотала, зашуршала пакетом, достала бутерброды, печенье.
— Спасибо, я бы только чаю выпила.
— Это мы сейчас закажем. Как тебя зовут?
— Ника.
— А я Лида. Домой в Кисловодск еду. А ты? Домой или погостить? На каникулы?
Лида оказалась словоохотлива и прямо-таки засыпала спутницу вопросами. Но этого Нике хотелось меньше всего. Она стала думать, как бы переменить тему, и вдруг неожиданно для себя выдала:
— Лида, а у вас к Новому году мальчик родится.
Соседка поперхнулась чаем и закашлялась, глядя на Нику круглыми глазами. А Ника лихорадочно соображала, как же ей теперь выкручиваться.
Лида наконец откашлялась:
— А ты откуда знаешь? Я и правда ребенка жду. Как ты догадалась? Ничего же не видно. И почему решила, что мальчик? Я сама только узнала. Гостила у сестры в Москве, живот заболел, она и повела меня к врачу, а там мне сказали после осмотра, что я беременна. Но ты, ты-то откуда узнала?
— А я гадать умею! — пришлось соврать Нике.
«А что? Может, и умею. Вон, с заговором же получилось», — мысленно подбодрила она себя.
— А как ты гадаешь? Ты же ни карт не бросала, ни руку не видишь.
— А я по энергетическим полям будущее предсказываю, — вдохновенно сочиняла Ника.
— Надо же, я про такое и не слышала. А по картам или руке можешь?
— Тоже могу. — Нику понесло.
— А посмотри мою руку, что еще по ней видно?
— Знаете, Лида, опытные гадалки по одной руке никогда не гадают. Давайте обе.
Лида с готовностью протянула Нике раскрытые ладони. «Эх, где наша не пропадала!» — отчаянно подумала Ника и взяла Лиду за запястья.
— На левой, — она поближе к себе придвинула Лидину руку, — на левой мы видим, что природа дает, чем мать наградила, а на правой — что судьба дает и как сам человек свою жизнь выстраивает, — проговорила Ника словно уже слышанные где-то слова и с видом знатока стала рассматривать доверчиво раскрытые ладони соседки.
Они были розовые и теплые, сеточки линий разбегались по ним, образуя затейливые пересечения.
Ника переводила взгляд с левой ладони на правую, и тут будто что-то толкнуло ее, внутри пробежала легкая дрожь азарта, и слова полились сами собой:
— По рукам видно, что у вас уже есть один ребенок, девочка, и мальчик будет очень кстати.
— Конечно же кстати, — счастливо засмеялась Лида. — Муж и в прошлый раз сына ждал. Обрадуется он новости, которую ему везу.
— Конечно обрадуется. У вас счастливая семья, и никаких потрясений не предвидится, — твердо заявила Ника.
В этот момент дверь купе отодвинулась, и на пороге появился новый пассажир — высокий мужчина суровой наружности. Пыхтя, он втащил четыре здоровые коробки и занял ими все оставшееся пространство. Ника и Лида быстро отпрянули друг от друга, убрав руки со стола.
— Вы здесь что, спиритизмом занимались? — мрачно пошутил новый попутчик.
Ника смутилась, а Лида простодушно ответила:
— Гадали мы! По рукам гадали. Ника — настоящая хиромантка, всю судьбу видит.
— А ты, пигалица, всем, что ли, гадаешь? — прищурился незнакомец, разглядывая сидящую у окна Нику. — Раз так, то и мне погадай.
— Ну, вы тут погадайте, а я пойду попрошу проводницу белье сменить, а то оно совсем влажное. Давай и твое поменяю, — повернулась Лида к девушке.
Забрав две унылые серые стопки, она вышла, затворив за собой дверь купе.
Повисла неловкая пауза. Мужчина снял пиджак, присел напротив и, искоса взглянув на смущенную девушку, представился:
— Николай Иванович.
«Ишь, гадалка из пеленок. Я и сам-то про себя теперь ничего не знаю…» — подумал он.
Николю Ивановичу перевалило за сорок. Казалось бы, мужчина в расцвете сил. Но два месяца назад внутренним распоряжением нового председателя КГБ он был отчислен из органов.
Он, отдавший всю жизнь службе родине, стал безработным! Сказать, что для него это было ударом, — не сказать ничего, и то, что он был не единственным, не успокаивало, а, пожалуй, ввергало в еще большее уныние: увольняли подразделениями, целыми отделами, закрывали, переводили, расформировывали. На глазах разваливали мощную отлаженную систему, доселе казавшуюся незыблемой. Для многих людей началась подлинная катастрофа.
Года полтора назад затрещала по швам и личная жизнь. Детей у них с женой не было. Поначалу они еще держались, надеялись, но с годами надежда улетучилась. Мысли о бездетности и раньше повергали жену в депрессию, но в последнее время, на фоне краха страны, когда все пошло наперекосяк, когда месяцами задерживали зарплату, жена все чаще стала прикладываться к бутылке. Сначала он утешал ее, как мог, уговаривал. Потом стал вспыхивать, повышать голос, запирать спиртное на ключ… Она убегала из дому и возвращалась навеселе. Начались ссоры. А потом… Она пошла вразнос и стала гулять — сначала по пьянке, случайно, а потом и без пьянки… Терпеть такую жизнь не было сил. А тут еще это чертово увольнение.
Теперь пить стал он. Жизнь зашла в тупик. Каждый день приносил новости одну хуже другой. Он не мог ни спать, ни читать, ни думать — угрюмые мысли не давали покоя, и он топил их в алкоголе. Демонстрировать свои слабости никому не хотелось. Позвонил паре друзей — лучше бы не звонил: у одного инфаркт, лежит в военном госпитале; второй застрелился из табельного оружия… Набухая тяжелой депрессией, он и сам был близок к самоубийству. Разъезжая по темным столичным улицам, — иногда он «левачил», подбрасывая голосующих на обочине редких прохожих, — он все чаще и чаще испытывал желание на полной скорости протаранить парапет Яузы и похоронить одним махом все. Удерживала только мысль о старенькой маме: не перенесет. И однажды, вернувшись домой, он швырнул в пыльный угол ключи от машины, покидал вещи в коробки и поехал на вокзал. В Кисловодск, к матери, в родные края.
Девушка напротив него, подперев подбородок, смотрела в окно и тоже о чем-то думала. О чем-то невеселом, показалось ему.
— Так, может, ты и мне погадаешь? — еще раз спросил Николай Иванович, чтобы прервать затянувшееся молчание.
