не сделают худого. Попинают и сунут головой в мемориал – Вечный Огонь. Муравейника-то рядом нет, чай, прогресс на дворе, постиндустриальный блаженный век. Подналег на остатки воли:
– Как мне перебраться? Где тут КПП Святого Михаила, или как там его?
Шутка не возымела действия. Как всегда. Сон о любви номер три, Ференц Лист.
– Никто из нас, ни ты, ни я, не ВЛАДеем магией мира в должной мере. Обратимся к Николае.
– Кто это?
С потолка стек черной каплей смолы и выпрямился во весь почти трехметровый рост некто.
– Твой новый бойфренд? Что это за пакость? Что это за выродок? Инопланетянин? 'Чужой'?
– Ты не знаешь? Ах, верно, это уже после твоего ухода случилось. Нет, он – фаворит Майесты, из последних. Он – его лучший ученик, так он мне сам сказал. Познакомьтесь, Николае, это Шур Молохов.
– О, теперь вижу, ага, привет.
Не вспенились прибоем, не зашипели остатки седой ревности. И глазом не моргнул. Почти вовсе не человек, а коллоидный гуманоид. Думай о нем, как о таксисте междумирья. Улыбайся, улыбайся, пусть видит зубки, покажи. Напросился. Ник отзеркалил мой слабый, дружеский оскал и выставил в ответ свои акульи, каймановые зубищи.
Доставил гладко, без нареканий. Вокруг нас прощелкивали молнии, будто на уроке физики, когда демонстрируют аппарат ван дер Граафа (может, я переврал что-то). На меня глазели декоративные бойницы крепости Варпад. Нигде и Никогда. Этот анклав благоденствия в изначальном вакууме черного космоса – как консервированные персики: не меняется от веку. Открыточные виды без полутонов.
Влад высыпался откуда-то в черном мундире. Ему помогло вычленить из меня-нынешнего меня-прошлого лишь второе внимание. Радушно похлопал по плечу, одобрительно кивнул, повел в дом. А вот я струсил. Отвык? Пугающе изменился он за те пятьдесят лет. Ищу слово… постарел?.. Удивительное для меня явление. Знак? И в росте, вроде, умалился, на целую ладонь короче.
– У меня гостит Мишенька Андрев, добрый и непорочный мальчик. Ты его не обижай.
– Я – и обижать? Ни в коем случае.
– Ты надолго?
– На три дня.
Он опять кивнул, тронул на стене здоровую колбу песочных часов: надо следить за временем. Озарение момента. Там висели еще часы, электронные и клепсидра. И все они вели обратный отсчет.
– Так ты и без меня всё уже знаешь?..
– О, только не спрашивай, какова длина Амазонки, – лукаво усмехнулся Влад.
– Я спешил предупредить. И… Поздравить хотел. Подарок… Цветы… Мне нужны инструменты. Это будет клумба. Я ведь теперь садовник.
– Живые? Ты мне подаришь живые цветы? А ты оптимист. Им недолго.
– Так ты и исход уже видишь?
Он не захотел болтать об этом. Время. Сколько ни есть – всё наше. Показал Никки во всей красе. Рассказал про свои годы без меня. Мой лепет слушать не возжелал. И ни намека – про Будущее. Возможно, его и впрямь не предвидится. Потому и Ксандр напряжен и столь серьезен? Чего же они там затеяли? Перепроверил:
– Так ты знаешь, что они планируют?
– Ты, мой ласковый, малость туповат. Эта шутка – шахматы. Мы в эндшпиле. Ты, прости Господи, – спёртая пешка. Против меня на доске пять тяжелых фигур. Союзников нет. Пат или мат. Всё же надеюсь на первое. 80% вероятности. А ты… Тебе… Спасибо тебе за… Мужество? Не доверяй засланцам. Будь честен.
И я, дурак осоловелый, вернулся в Моранью. Болван, болван, болванчик, кляйн марионетт!! Дубина… Как я мог, идиот, так заблуждаться? Колесо Сансары, неизбежность. Мне, дураку, уверовавшему, что я свободен, что я способен своими руками строить свою жизнь, ах, как подло расставить ловушку, а я, опьяненный тщеславием, угодил. Мне всегда быть скудоумным рабом. Заговорщики насмехаются, сколько ни барахтайся, сколько ни стремись отделаться от клейких пут, тобою будут управлять. Рок, судьба, кара, инфантилизм. Дважды разумная скотина. У меня на лбу написано, что я – лох, легкая мишень для мошенников. Безупречный Воин, Идеальный Убийца… И – кто? Я – кто?
Граждане, меня обокрали. Жестоко и без фантазии. Они попрали моё мертворожденную тщедушную самоуверенность. Оплеванный, сходил во ад. Не ждал пощады. Гаденыши посмеивались в темных закоулках. Скоро повылазят. И не подавить. Неумолимый Парад всё убыстряет темп. Не догнать даже, куда там. Никому невдомек, что у дубового Пьеро бывают кровавые, рваные раны. Заткните меня. Мууурун. Душные дни. Я выпотрошу мою память. Глядите. Пусть призраки адовых гончих растерзают её сахарные косточки.
Заговорщики так и светились подлым дружелюбием.
Никки: Чем же ты поможешь своему хозяину?
Шур: Он мне не хозяин.
Никки: Кто же – брат? Отец?
Шур: Мы – сокамерники, мы – двое каторжан, выжившие при кораблекрушении. Я могу спастись лишь следуя за ним, вцепившись в него. Он сильнее. Без него я утону.
Никки: А у него ты спросил, нужна ли ему такая ноша?
Шур: Мы увечны. По-одиночке нам никак. Я слеп, а он – безногий.
Никки: Хо! Я слыхал эту сказку! Помню, помню! А Григорашек – юноша-тыква!
Шур: За что вы меня наказываете? Ведь ты мог просто не пустить меня к нему. Зачем ты позволил мне с ним встретиться? Чтобы потом покарать?
Никки: Я должен был узнать, на чьей ты стороне, с ним или с нами, поэтому ничего тебе не запрещал. Всё по-честному. Ты сделал свой выбор. Ты – наш враг.
Ксандр больше не глядел на меня. Негромко отдал приказание:
«В цепи и в карцер. У нас есть еще семь с половиной часов. Господа, надо проверить, всё ли готово.»
2.2.Белый Шум: Moscow never sleeps
*потирает руки* да-да… Был зимний зябкий день…
В московском метро пана зажали в тиски, при каждом резком движении вагона чья-то сумка тяжело шлепала его пониже спины. На табло горела и мигала одинокая зеленая точка. В руках у Саши З. был пластиковый пакет СВЕЖИЕ ОВОЩИ. В пакете лежали деловые бумаги. Саквояж-таки пока у Арсенчика. Выглядел он сегодня не наилучшим образом. Грим самый обыкновенный, чтоб только-только скрыть мертвенную синеву лица. Одежда – из того, что Аиша когда-то перешила из вещей Дана Волкова. И лицо унылое, будничное, как будто подчиненное ритму города-миллионера.
Пан Заможски наворачивал круги по городу после того, как навестил друзей в подмосковном Энске, его вдруг остановила мысль, что ехать ему СЕГОДНЯ некуда и незачем… И остановила прям аккурат перед вывеской уютного места. Кафе над магазином с нотами и всем, что хоть как-то связано с музыкой. Столик в углу у окна, подальше ото всех. Можно втихаря наблюдать за городом, глядя на него сверху вниз. И
