Книга Профессорская дочка - Юлия Николаевна Николаева

Сегодня я не опаздываю и одета более чем нормально, так что придраться ко мне при всем желании нельзя. Надела джинсы и бадлон, под который нацепила хлопковый топ. Терпеть не могу бюстгальтеры, если честно, а грудь у меня не такая уж большая, чтобы их надо было носить. Но из-за тех слов Гордеева постоянно об этом думаю. Как и о самом мужчине. Странно, вчера на кладбище мне он показался другим, более мягким, что ли, понимающим. И хотя все так же бескомпромиссно предложил довезти до дома, это не раздражало. Возможно, из-за места, кладбище все-таки. Не знаю.

Странно, что Марина ни разу не говорила о смерти бабушки, если вдуматься, она мало что рассказывает о своей семье, хотя о себе как раз много. Но в основном парням. Наше с ней общение весьма условное, потому я чувствую себя не очень уютно рядом с девушкой.

Третьей парой сегодня первый семинар у Гордеева. Почему-то волнуюсь, слыша звонок. Интересно, как будет проходить занятие? Карина сидит на первой парте перед учительским столом, ее декольте я заценила еще с утра. Надеюсь, она не подумала, что я тогда специально шастала в такой кофте, чтобы произвести впечатление на Гордеева, и не решила взять метод на вооружение.

Семинар у нас по Набокову, этого автора я люблю, и читала в принципе вне курса литературы. На сегодня «Защита Лужина», от этой книги я была под большим впечатлением.

Роман Андреевич входит через пару минут после звонка, сегодня на нем джинсы и светлая рубашка, я вижу, как его провожает взглядами большая часть девушек.

– Ну что, добрый день, – Гордеев улыбается, – садитесь, начнем. Сегодня у нас «Защита Лужина» Набокова. Как вам книга, понравилась?

Раздается нестройное мычание, за которым сложно расслышать хоть какой-то конкретный ответ.

– Шумилина, – обращается к одной из девушек. – Как по-вашему, о чем эта книга?

– Ну… О бегстве от реальной жизни, о том, как человек уходит в фантазию и живет ей.

– Хорошо. Карина, вы что скажете?

Девушка тут же выпрямляется и начинает щебетать:

– Книга о том, как трудно выйти в метафизику, минуя реальность.

Гордеев, вздернув бровь, кидает на нее насмешливый взгляд.

– Ладно. Давайте дальше. Завьялова?

Я вдруг понимаю, что он ко всем, кроме Карины, обращается по фамилии, а ее вот выделил, назвав по имени. Значит ли это что-то? Например, что на самом деле она ему интересна, просто из-за социальных запретов он не может на нее смотреть как на женщину?

– Ау, Завьялова, – слышу насмешливый мужской голос и прихожу в себя. – Вы там заснули, что ли?

Вокруг посмеиваются, я начинаю краснеть. Сжав на мгновенье губы, произношу:

– Мне кажется, как и в принципе во всем творчестве автора, этот роман повествует нам не столько о том, как человек живет, сколько о том, как он умирает.

Ловлю внимательный взгляд Гордеева и сбиваюсь.

– Продолжайте, Завьялова, – вроде ободряюще, но при этом как будто насмешливо, говорит он.

– Весь этот уход героя от реальности, погружение его в свой мир, выстроенный на защите от любых бед… Когда в финале герой погибает, его смерть кажется такой нелепой и при этом максимально сосредотачивает все высказанные мысли книги. Смерть – своеобразный уход от реальности, который наконец состоялся.

Замолкаю, чувствуя, как от волнения горят щеки. Не люблю выступать на людях, а сейчас такое ощущение, что я оказалась на сцене.

– Интересная точка зрения, – говорит Гордеев, – спасибо, Завьялова. Кто-нибудь еще поделится своими мыслями?

Фокус внимания смещается с меня на остальных, я выдыхаю. И чего так разволновалась? Я ведь читала книгу и критику. Наверное, потому, что высказала именно свою точку зрения, и было интересно посмотреть, как на нее отреагирует Гордеев.

За пару я получаю отлично. Конечно, оценки у нас по сути условные, но все равно приятно.

Гордеев отпускает нас за пару минут до звонка, добавляя:

– Завьялова, задержитесь.

Застываю, часто моргая. Ловлю на себе взгляды, Карина смотрит недружелюбно. Напрягаюсь, потому что не вижу причины для такой задержки. Собрав вещи, жду, пока все уйдут. Когда за последней девушкой закрывается дверь, подхожу к первой парте и замираю, держа в руках лямки рюкзака. Гордеев поднимается, складывая руки на груди, присаживается на край своего стола, разглядывая меня.

– Я правильно понимаю, что вы собираетесь поехать с нами на выходные на Оку? – спрашивает вдруг, я снова теряюсь. Что-то меня смущают интонации, с которыми произнесен данный вопрос.

– Ну… да, – произношу в итоге, – вы же не против, так? Марина сказала, что вы не против, – на всякий случай быстро добавляю, потому что Роман Андреевич явно недоволен.

– До вчерашнего вечера я даже не догадывался, что это будете вы, да еще и эти ваши друзья.

Растерянно хлопаю глазами.

– То есть как… – начинаю бормотать, теребя лямки. – Марина сказала, что вы не против.

Морщусь – повторяю одно и то же.

– Скажите, Завьялова, а что вас побудило согласиться? Я не замечал, что вы с моей дочерью такие уж близкие подруги.

Я молчу. Прокручиваю в голове варианты ответов, и они все кажутся какими-то глупыми. Сейчас я и сама не понимаю, почему согласилась.