— Десять минут? — неверяще повторила Клео. Макс разобрал насмешку в ее голосе. Он поднял глаза и, прищурившись, посмотрел на Клео.
— Ладно, пусть будет пятнадцать, если это действительно качественная порнография.
Она негромко рассмеялась. Ее пальцы растирали его бедро.
— Как теперь ваша нога?
— Совсем хорошо.
Он говорил правду.
— Вы ведь не художник, Макс?
— Нет.
— Чем же вы зарабатывали себе на жизнь до появления здесь?
— То тем, то этим, — ответил Макс. — Я занимался самой разной работой.
— Что значит — разной?
Он остановился, раздумывая, как много он может сказать. Если он откроет ей, что работал на Джейсона, она примет его за рядового служащего, который не имеет никаких прав на картины Латтрелла. Она даже может вообразить, что у нее больше прав на картины, чем у него, Макса. Макс доверил ей лишь часть правды, а именно, что он был другом Джейсона. В таком случае они с ней на равных. В конце концов, Клео не могла, вопреки своей совести, утверждать, что их с Джейсоном связывали более тесные узы, чем просто дружба и поэтому картины принадлежат ей.
Впервые Макс осознал, что признает у Клео наличие совести.
— Я работал у одного владельца художественной галереи, — ответил Макс.
— Наверное, вам очень хорошо платили, — заметила Клео.
— Да, — согласился он.
Он догадался, что она намекает на его «ягуар»и дорогую одежду, и решил, что пришло время переменить тему.
— Но я больше не работаю в этой области.
— Как вы познакомились с Джейсоном?
— У нас были общие интересы.
— Искусство?
— Да.
Он надеялся, что она перестанет задавать вопросы.
Клео помолчала.
— Макс, вы меня не обманывали, сказав, что Джейсон был богатым человеком?
— Нет.
Макс хотел бы прочесть ее мысли. Он никак не мог определить, изображает ли она с таким блеском наивность или в самом деле ничего не знает. Он не накопил большого опыта общения с наивностью и не умел ее распознавать.
Клео задумчиво наморщила лоб.
— Я догадывалась, что мы многого не знаем о Джейсоне. Чувствовалось, он что-то скрывает, но я его никогда не расспрашивала. Думала, он сам скажет, когда придет время.
— Наверное, так оно и случилось бы. Просто такое время для него не пришло.
Возможно, она действительно была тем, чем казалась, подумал Макс, сердясь на себя за свою непроницательность.
Он с ошеломляющей ясностью понял, что она нравилась ему именно такой наивной, какой выглядела. Он не хотел бы обнаружить, что она не более чем хитрая маленькая воровка, о чем свидетельствовали все имеющиеся факты.
Макс также хотел еще одного. Он хотел, чтобы Клео хотела его.
Он не сомневался, что вчера вечером она испытывала, как и он, глубокое чувственное желание. В первые короткие мгновения он поймал подтверждение этому в ее глазах. Но сейчас он не ощущал ничего откровенно чувственного в прикосновении ее рук к его бедру. Движения ее пальцев были осторожными и успокаивающими, но уж никак не соблазняющими.
Он попытался примирить две противоположности: женщину на коленях рядом с ним и ту, что написала «Зеркало». Это был парадокс, привлекавший Макса: лед и пламя в одной оболочке.
Весь его мужской опыт подсказывал ему, что Клео Роббинс неопытная женщина, но необузданная горячая чувственность «Зеркала» свидетельствовала об обратном.
Макс вдруг вспомнил об атласной ленте в кармане.
— Клео?
— Да?
Макс не мог придумать, в какую форму облечь свой вопрос. Вместо этого он опустил руку в карман и медленно вытащил оттуда алую ленту.
Руки Клео остановились. Словно зачарованная, она смотрела на яркую полоску. Она застыла в полной неподвижности. Максу показалось, что она его боится.
Потребность защитить Клео была так велика, что его рука с лентой невольно задрожала.
— Не бойтесь.
Она посмотрела на него глазами, полными немых вопросов.
— Я не боюсь.
— Вот и хорошо.
Лента свисала с его пальцев почти до полу. Он подхватил другой рукой ее свободный конец и сделал из блестящей ленты петлю.
— Я вам уже говорил, что читаю «Зеркало».
— Я помню.
Она почти шептала.
— Сейчас я читаю вторую главу.
— Вот как?
Кончиком языка Клео провела по губам. Она снова посмотрела на ленту.
— Я знаю, что героиня книги надеется узнать своего призрачного возлюбленного, когда увидит его наяву, хотя прежде не могла разглядеть его лицо в зеркале.
— Она его обязательно узнает.
За стеклами очков глаза Клео были глубокими, бездонными озерами, выражавшими беспокойство и томление.
— Но мне пока неизвестно, как она даст ему знать, — негромко сказал Макс.
— Ей не надо будет ему это говорить. Во всяком случае, словами.
— Но он будет знать, что она знает?
— Да, — выдохнула Клео.
Кровь, бешеная и горячая, закипела у Макса в жилах. Он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь за всю свою жизнь был охвачен таким сильным волнением, даже когда любовался своим великолепным собранием книг и картин. Он балансировал на опасном гребне между блаженством и мукой.
Без единого слова, потому что ему не хватало слов, Макс медленно накинул петлю из алого атласа на шею Клео.
Клео не двигалась. Пламя ждет освобождения из ледяной тюрьмы.
Макс осторожно расправил дешевую алую ленту на шее Клео, словно это было бесценное ожерелье из рубинов. Он тихонько потянул за концы ленты, привлекая Клео к себе. Как во сне, Клео безропотно подчинилась.
Макс опустил концы ленты и снял очки с Клео. Он положил их на пол рядом со стулом. Он все время глядел ей в глаза.
Клео несколько раз моргнула, будто из темноты смотрела на яркое солнце. С негромким стоном Макс прижался губами к ее губам. При первом прикосновении его губ Клео вздрогнула, но не отодвинулась. Она пробовала вкус его губ, словно незнакомый экзотический напиток. Ее осторожное ищущее прикосновение чуть не лишило Макса самообладания.
Он водил губами по ее губам, стараясь вызвать ответный отклик. Под внешней холодностью он чувствовал еле сдерживаемую готовность.
Он также чувствовал и ее неуверенность. Она хотела его, но что-то ее сдерживало. Она будто сомневалась, как далеко готова пойти.
Макс знал, что толща льда отделяет его от пламени, горевшего внутри Клео. Но пламя пылало вовсю и только ждало, чтобы его выпустили наружу.
