Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
Конечно, я рассказала папе и ближайшим друзьям. В своем стремлении поддержать они иногда сопровождали меня в клинику или, если я не успевала, брали на себя детей. Чарльз ни разу не поехал со мной ни на одну из процедур, не изменил ничего в своем расписании. В приоритете всегда были его пациенты, его работа. Я убеждала себя, что это нормально. Что это участь любого, кто живет с успешным врачом.
Чаще всего мне помогал папа. К сожалению, я не была благодарной дочерью и зачастую вела себя с ним раздраженно и грубо. Лишь гораздо позже я поняла, почему так внутренне противилась тому, что отец хотел помочь: в те минуты мне был необходим муж. В отличие от Чарльза, папа обожал свою жену и готов был ради нее на все. Я и представить себе не могу, чтобы он уехал на работу, а мама одна поехала в больницу.
Однако на первую операцию Чарльз со мной поехал. Чтобы не торчать в коридоре, муж ушел в больничную библиотеку, поэтому когда операция закончилась и хирург к нему вышел, то не смог его найти.
— Да я же говорил доктору, где буду, — удивленно сказал Чарльз.
С цветами получилось неловко. Когда мне в палату принесли букет, я подумала, что он от мужа, и поблагодарила его. Оказалось, цветы прислала Эллисон, моя подруга. Чарльза, похоже, этот эпизод не смутил.
Просто удивительно, сколько людей тогда захотели мне помочь. Кто-то брал детей, кто-то приносил готовые домашние обеды. Однажды вечером я сказала Чарльзу о том, что все очень ко мне добры.
— Я не думаю, что это имеет какое-либо отношение к твоей собственной персоне. Услышав слово «рак», люди начинают нервничать. Именно поэтому они звонят и привозят нам готовые обеды.
Никогда не забуду этих слов. Чарльз во многом считал себя лучше меня, но из нас двоих меня всегда любили больше, чем его. При любой возможности муж стремился это обесценить. Даже тогда, когда мне критически нужна была поддержка, если не от него, то хотя бы от других.
Позже выяснилось, что лампэктомия[18] не решила проблему. На краях раны остались раковые клетки. Нужно было делать мастэктомию — удаление молочной железы.
Следующую операцию, запланированную через две недели, назначили на полдень. В то утро я напекла брауни, а также приготовила ужин. Я должна была вернуться домой на следующее утро. Вспоминая то время, мне кажется, что я вела себя так, как будто мне собирались удалять бородавку.
Я приехала в Женский хирургический центр и была приятно удивлена заботе и вниманию, с которыми со мной там обращались.
— Вот тебе, дорогуша, халат, ночнушка и тапочки. Я зайду, как только ты переоденешься, — сказала медсестра Тина. Это была женщина чуть старше пятидесяти, с добрыми глазами и мягким голосом. Медсестра вернулась через несколько минут и дала мне подогретое одеяло.
— Вот, завернись в одеяло, здесь может быть даже очень прохладно, — сказала она и набросила мне его на плечи.
В бригаде хирургов и медсестер были только женщины, и все они окружили меня добротой. Кто-то пару минут помассировал шею, кто-то нежно погладил и легонько сжал мою руку, кто-то накинул второе одеяло, потому что в операционной всегда прохладно. Такая забота помогла мне спокойно пережить то, что Чарльз не стал сопровождать меня в Центр, ссылаясь на утреннего пациента, зато пообещал навестить после операции.
Муж действительно приехал, но не один, а с Элли. Не знаю, о чем он говорил с доктором и что из этого услышала дочь, но с ней случилась истерика, и потом девочку долго успокаивали, сначала мой папа, а потом сам Чарльз. Когда я вернулась домой, Элли была молчаливой и угрюмой. Когда я думаю об этом сейчас, то готова кричать от злости на мужа, но больше на себя за то, что была словно парализована собственной беспомощностью.
Приблизительно через десять дней после мастэктомии мне надо было снять швы и узнать результат гистологического исследования. Тридцать лет назад моей маме делали похожую операцию на груди и удалили три узла, после чего она прекрасно прожила еще двадцать пять лет. Я предполагала, что меня ждет такая же участь. Как обычно, Чарльз уехал на работу, а меня отвезла к врачу еще одна близкая подруга, Лиза.
— А ваш муж разве не приехал? — удивилась доктор Карлтон и после короткой паузы продолжила: — Диана, есть проблемы. Распространение раковых клеток оказалось шире, чем мы предполагали. Глубина поражения более шести сантиметров, и у вас десять подтвержденных узлов.
— Десять?! Да как такое может быть?! — я была просто в ужасе. — Шесть месяцев назад ничего не было, маммография была абсолютно чистой!
Я не могла удержаться и заплакала. Казалось, мне только что зачитали смертный приговор. Когда я зашла в комнату, в которой меня ждала Лиза, я была не в состоянии вымолвить и слова. Подруга все поняла по выражению моего лица. Мы доехали до дома в гробовом молчании.
Я не имела права раскисать. Не могла позволить себе терять время. Я записалась на прием к четырем онкологам, чтобы в итоге выбрать одного из них. Сказала Чарльзу, что мне нужно его мнение, что сама я не смогу определить, кто больше подходит, и муж поехал на все четыре консультации. Доктора рекомендовали одно и то же: операция, восемь курсов химиотерапии, потом высокодозная химиотерапия, пересадка стволовых клеток и тридцатидневный курс лучевой терапии. На лечение должен был уйти приблизительно год.
Чарльз задавал вопросы, выбирал. В тот период своей жизни я хотела, чтобы обо мне заботились, все за меня решали. Хотела чувствовать себя зависимой от кого-то.
Когда выбор был сделан и даты определены, у меня возникло желание поблагодарить Чарльза за участие, и я приготовила его любимые блюда, дополнив их бутылкой дорогого вина. Я подняла бокал и сказала, что теперь, как никогда прежде, стараюсь найти ценность в каждом прожитом дне. Муж поднял глаза от своей тарелки и спросил:
— На протяжении всего следующего года мы только и будем говорить о раке, да? До того как ты в очередной раз начнешь выступать на эту тему, не могла бы спросить меня, хочу ли я об этом говорить?
Я так мечтала, чтобы Чарльз меня поддержал, и мне так была нужна его помощь, что я игнорировала слишком многое. После этих фраз я больше не говорила с мужем о своей болезни.
Как-то, воскресным осенним днем, вскоре после операций, солнце ненадолго выглянуло из-за туч. Мы с Чарльзом отвезли детей в парк, чтобы они могли покататься на велосипедах и поглядеть на лягушек в пруду.
Мы сидели на скамейке. Я потянулась к его руке. Мускул на его щеке задергался.
— Ты очень напряжен, — произнесла я и дотронулась до его ладони.
Он брезгливо поморщился.
— Мне неприятно. У меня на это нет времени. Я не могу делать больше того, что уже делаю.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
