Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 120
стоны. Спина изнывала от однообразных поз, конечности болезненно сводило, а холодные цепные колодки на его запястьях оставили красные неисчезающие следы.
«Голодно»
Флавиан и не помнил, когда в последний раз отправлял себе в рот хоть крохотный кусок пищи. Желудок изнывал, высасывая из самого себя все соки, юнец боялся посмотреть на себя в отражение, боялся увидеть там обтянутого обветренной кожей скелета. Последний раз его кормили еще до истязаний — пищей ему послужила черствый хлеб с мелкими камушками внутри и пару глотков застоявшейся воды.
«Одиноко»
Счет времени в темнице давно прекратился. По началу, Флавиан пытался оставлять на стене небольшим камнем черточки, считавшие его пробуждения ото сна. Но каждый раз, когда он просыпался, эти черточки стирались от влаги, которая выделялась в застенках темницы. Каждое его восстание ото сна сопровождалось обильными слезами, стекавшими по щекам, соленая жидкость попадала к нему в пересохший рот. Иногда, чтобы утолить жажду, ему приходилось облизывать капли воды с влажной стены, где кусками рос мягкий мох. Слезы появлялись каждый раз, когда он вспоминал, что случилось с ним за последние…
«Сколько времени прошло?»
За последнее время. С того момента, как Утворт поглотила Тьма прошло уже так много времени и одновременно так мало. Время здесь шло по-другому, казалось, что он пребывает здесь целую вечность. Во снах ему часто являлись жуткие кошмары, он видел десятки раз свою погибавшую мать, либо от меча Павшего, либо от прикосновения зловещего сумеречного тумана. Каждый раз он возвращался с Пятихолмия после известия Лихаса, каждый раз он боялся, что мать себя нечаянно поранила или ей плохо, и каждый раз он видел, что с ней все в порядке.
«Мама, я так испугался», — Флавиан повторял эту фразу во сне каждый раз.
И после этой фразы начинались метаморфозы. Через все щели дома, окна и открытые двери проникала Тьма и на глазах пастуха убивала его матушку. Бывали сны, когда Флавиан возвращается домой и видел там живое, но уже рассохшееся и состарившееся тело своей матери. Но это не производит на него никакого впечатления, он ведет себя с ней, как с обычным человек и продолжает спрашивать, все ли нормально у нее.
«Да сынок, все хорошо. Я умерла», — так отвечала ему мама.
Флавиан пробуждался от таких кошмаров с диким сдавленным криком, который эхом отражался от глухих стен темницы. Он винил себя в том, что позволил матери в тот момент остаться в доме, остаться в этом богами проклятом Утворте, остаться, чтобы мама кончила свою жизнь в страшных муках.
Иногда пробуждение было легким и ему казалось, что он пережил страшный кошмар. Ему причудилось, что он снова в Утворте, раскинувшийся южнее Пятихолмия, и в богами забытое королевство Нозернхолл забрел мальчик, который накликал на поселение Тьму. Это было ужасно.
— Мама, мне приснился жуткий кошмар, — так говорил Флавиан, после того, как он восставал ото сна.
После этого, он мог поклясться Двенадцатью, что чувствовал своим носом запах свежеиспеченных матерью лепешек. Матушка кашеварила у очага, а затем доставала из подпола варенья и наливала из кувшина свежего молока, чтобы пастух взял все это с собой на Пятихолмие. Снежок опять активно лаял во дворе, гоняя дерзкого петуха, который позволил себе клюнуть несколько лет назад пастушью собаку. Кажется, в дверь кто-то постучал и в сени зашел Аргий.
— Здравствуйте матушка, где наш лежебока? — раздался звонкий голос друга.
Флавиан улыбнулся. Но открыв глаза, он не увидел ничего… Это была всего лишь иллюзия, что обычно насылает Скованный бог — отец иллюзий, и он снова пробудился в сырой и темной темнице, прикованный цепями к одной из стен, что располагалась напротив двери.
Сейчас Флавиану трудно было сказать, в насколько маленьком помещении он находился последнее время. Его грязная и в нескольких местах порванная рубаха была влажной, как и вся растерзанная спина Флавиана, которой он приятно прижимался к сырой стене темнице. Из-за этого его мучал сильный кашель и обильный насморк, через который он все же мог учуять вонь собственной мочи и дохлых крыс. Крысы были его единственными гостями и гуляли через небольшие дыры между камерами, вместе с холодным сквозняком. Это было ужасно, но Флавиан так боялся одиночества, что молил богов, чтобы крысы вновь появились в его темнице.
Его спальным и жилым местом было небольшое каменное возвышение над полом, в дальней части темницы. Он спал, сидел, размышлял на небольшой подложке из сгнившего сена, каменный выступ был столь ветхим, что крупицы камней рассыпались прямо на пол. Когда глаза привыкали к кромешной тьме, где даже сова с ее ночным зрением пришла бы в замешательство, он смог только видеть свое тело, блеклые черточки на стене и звонкие цепи, а также небольшие лучи света, проникавшие из-за двери. Видимо это были факелы, которые располагались в центральной части темницы, но реже — он слышал топот стражников, патрулировавших темницу.
«Будто кому-то удастся отсюда сбежать», — с горечью подумал северянин.
Неизвестно, сколько прошло с того момента, как они разлучились с Аргием. После того инцидента в лесах Утворта, он пробудился в какой-то повозке и видел перед собой голубое яркое-небо через кроны елей и сосен, но затем вновь впал в беспамятство.
Следующее пробуждение Флавиан запомнил навсегда, до конца своей жизни, оно оставило на его душе болезненный шрам.
«Конец близок», — вновь одинокая слеза просочилась из его левого глаза.
Он пробудился после того, как на него вылили ведро ледяной воды. Открыв глаза он увидел перед собой одноглазого старика в темной мантии. Руки Флавиана были привязаны крепкой веревкой к потолку и расставлены в сторону. Все это казалось ему диким и страшным кошмаром, от которого он никак не может пробудиться, это казалось ему не реальным, он не мог угодить в такую ситуацию. Но все то, что он испытывал своим телом было более чем реальным, что вызывало у него в разуме диссонанс.
«Нет, этого не может быть», — думал он, пока его руки изнывали от тяжкой нагрузки всего тела.
Это кошмар. Кошмар наяву. Зачем кому-то сдалась жалкая жизнь нищего пастушка, который никогда и никого не обижал? Кому вообще понадобилось допрашивать человека, который ни разу за свои двадцать оборотов не покидал собственную деревню?
«Что им от меня нужно?»
— Где истинная печать? — голос старика казался низким и сиплым.
Флавиан молчал и не понимал, что от него хотят.
«Какая печать? Кто вы такой? Что вам от меня нужно?» — все эти вопросы вертелись в его голове, словно пряжа на веретене.
— Где я? — но только этот
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 120
