запыленные. Мама сразу приободрилась и даже перестала сутулиться:
— А вот и Касьяныч на лошадке! Как и говорили.
— Кто? — удивился я, но мама не стала уточнять, просто отмахнулась.
Может, даже и не от меня, а от летающей вокруг нее мухи.
Случайно бросив взгляд на Алину, я заметил, какими испуганными глазами она следит за этим назойливым насекомым. Понимаю, была бы оса или пчела, а тут-то…
Телегу уже было не только видно, но и слышно. Теперь до меня дошло, откуда на дороге взялась третья срединная колея. Ее протоптала лошадь!
Мама явно не знала, как правильно и вежливо начать разговор с этим самым Касьянычем: по отчеству (или это прозвище?) или вообще без обращения. К счастью, он не стал затягивать неловкую паузу, хрипловатым голосом крикнув, хотя мы стояли довольно близко:
— Это вас, что ли, в Никоноровке ждут?
Его вопрос прозвучал неожиданно резко и громко, на миг даже кузнечики замолкли.
— Нас! — спохватилась мама.
Она засуетилась, схватила самую тяжелую сумку и поволокла ее к телеге. Мне пришлось перехватывать вещи на полпути, буквально вырывая их у мамы из рук, так что тоже выходило очень быстро. Только я закидывал в телегу один пакет, мама уже бежала за другим. Лишь Алина безучастно стояла на одном месте, будто сторожила вещи, а на самом деле явно думала только о том, чтобы согреться.
Касьяныч даже сойти со своего насеста не успел, как мы весь свой скарб загрузили на телегу. Непонятно только было, позабавило его это или удивило. Но он несколько раз обернулся посмотреть на наши вещи со странным выражением лица.
— Ну и вы залезайте, — снова неоправданно громко скомандовал он, не вставая со своего места.
Может, просто глуховат, вот и орет? Во всяком случае, его лошадь вообще не шелохнулась, как он ни вопил. Зато когда Алина подошла к телеге и я подал ей руку, чтобы помочь забраться, лошадь вдруг дернулась, словно испугалась. Ее хозяин счел своим долгом громко объяснить нам:
— У лошади никакого оружия-то нет, только зубы да ноги. Почует опасность, испугается, будет защищаться.
Потому под копыта не суйся и от головы держись подальше, чтобы чего не оттяпала.
И Касьяныч не то закашлялся, не то засмеялся, но в целом было похоже, что заквакал. Странный тип. Мы никуда не совались, кроме телеги. И Алина совершенно не страшная. Она на эту его лошадь вообще не глядела даже.
Пока мы раскачивались в телеге, как в лодке на волнах, так что Алину, судя по всему, слегка укачало, я разглядывал Касьяныча. Это был типичный сельский житель: неопределенного возраста, то ли пенсионер, то ли мамин ровесник, весь заросший и словно потертый какой-то, в рабочих заношенных штанах с пузырями на коленях, разбитых сапогах, клетчатой рубахе с закатанными рукавами и натянутой на самый нос пыльной кепке.
Я подумал, что если нас сбросить с телеги, то мы даже не сможем найти обратный путь к железнодорожной платформе. На Алину вообще никакой надежды, мама слишком взволнованна, а я замечтался и за дорогой не следил.
Одна она или была какая-нибудь развилка, поворачивали мы или нет — все это прошло мимо моего внимания, и теперь меня это сильно напрягало. И дорога сама по себе была какая-то заросшая, будто заброшенная.
А ехали мы уже порядочно. То среди полей, которые заполонила молодая поросль будущих деревьев, то через неожиданно густые рощицы, где деревья стояли очень плотно друг к другу. То опять поля, заросшие разнотравьем и обрамленные подступающим лесом.
Сеть в телефоне то появлялась, то пропадала, а карта показывала просто серый фон, по которому одиноко неизвестно куда ползла стрелочка.
В голове ясно, будто он мне на ухо говорил, прозвучал отцовский голос:
«А ведь я на тебя рассчитывал, сын. Разочаровал…»
— Никоноровка, — сообщил вдруг Касьяныч, хотя никакого намека на жилые и вообще постройки не было.
Только поле иван-чая, вдалеке — плотная темная стена леса, и над всем этим — яркое чистое небо. Зато я перестал чувствовать себя никчемушиной, не оправдавшей отцовское доверие.
И вдруг деревня будто выпрыгнула из ниоткуда. Во всяком случае, нормальная дорога начиналась ровно с того места, где рядом с деревянным срубом колодца стояла заржавевшая металлическая труба в виде буквы Г, на которой был подвешен кусок железнодорожного рельса.
Я посмотрел на Алину. Палашка таилась, но сестра выглядела очень сильно испуганной. Даже пальцы, которыми она схватилась за борт телеги, побелели от напряжения. Хотя ничего ужасного не было, просто деревня. Только очень-очень тихая. Даже птиц не было слышно.
Но стоило телеге Касьяныча миновать рубеж в виде колодца, как его лошадка тихо фыркнула, и это словно послужило сигналом: включились звуки. Во-первых, защебетали птицы. Во-вторых, из-за какого-то забора нас облаяла невидимая собака. Слышно было, как вдалеке кто-то у кого-то что-то спросил, — слов не разобрать, но деревня мгновенно превратилась в жилую.
И я сразу обратил внимание на слегка покосившиеся, потемневшие от времени деревянные столбы линии электропередачи. Они возникли словно из ниоткуда, тянули провода будто из воздуха. Но сразу придавали реалистичности пейзажу.
Никоноровка была самая обыкновенная. Заборы заросли снытью и крапивой, на штакетнике сушились чьи-то сапоги и старые тряпки. Дома были одноэтажные, деревянные, потемневшие от времени, но крепкие, даже иногда с красивыми резными наличниками. В окнах виднелись горшки с цветами, висели кружевные занавесочки. У некоторых калиток бродили куры. Единственное, так это ни у одного дома я не увидел ни одной припаркованной машины. Даже совсем раздолбанной.
Касьяныч подогнал телегу к одному из домов, ничем не отличающемуся от соседних.
— Вы приехали, — сказал.
Я начал сгружать из телеги вещи, которые мама подтаскивала к калитке. Теперь мы не суетились и не торопились.
К моему недоумению, и в этот раз Касьяныч даже не слез с телеги, чтобы помочь мне, а точнее, нам с мамой.
Алину, несмотря на жару, продолжало знобить, поэтому мама просто указала ей место у забора, где сестра все это время и простояла, безучастно глядя куда-то вдаль.
Когда последний пакет перекочевал к калитке, Касьяныч прощально приложил два пальца к козырьку кепки, причмокнул лошади и укатил не оборачиваясь. И сразу же, будто Касьяныч подал сигнал, из дома, у чьего забора мы выгрузились, появилась пожилая пара.
Классические бабушка и дедушка классического деревенского вида, каких и ожидаешь встретить в подобной местности. Хозяйка в выцветшем пестреньком халате с короткими рукавами, поверх него — фартук, испачканный, кажется, ягодным соком, на голове — обязательный платочек в мелкий цветочек. Так что Алина в своем платке выглядела среди
