Казалось, что он выцарапывался из-под толстого пепла вечно,но, наконец, другая рука прорвалась сквозь раскрошенные слои и чувствооблегчения, наполнило его тело. Он был на верном пути, он не собирался бытьпохороненным навсегда.
Он протянул руку вслепую в поисках чего-то типа рычага,чтобы он мог бы использовать его и выбраться. Пепел и грязь скользнули под егопальцами, не давая ничего надежного, а он пробирался, пока не нашел то, чтоощутил в своих руках как кусок дерева.
Колючки дерева впились в его пальцы, как только он схватилсяза него, будто за спасательный круг в бурном океане. Он постепенно прокладывалпуть наверх, выскальзывая и подскальзываясь в скользкой грязи. Одним последнимбольшим усилием он вырвал свое тело из пепла и грязи, которая издала низкийвсасывающий звук, когда появились его плечи. Он встал на колени, его мышцывопили от нестерпимой боли, потом на ноги. Он содрогнулся и встряхнулся,тошнотворно, но такой кайф, и обхватил руками тело.
Но он ничего не видел. Он запаниковал, пока не понял что-тодержит глаза закрытыми. Он тер лицо, пока не счистил липкие сгустки пепельнойгрязи со своих ресниц. Через секунду он наконец-то смог открыть глаза.
Безжизненная пустошь окружала его. Чернела грязь, лужи воды,забитые пеплом. "Что-то ужасное случилось здесь",- сказал он сипло,звук испугал него. Здесь было абсолютно тихо.
Здесь было морозно, и он понял, что обнажен и покрыт толькотаким же грязным пеплом, который был повсюду. Он согнулся пополам и затем,проклиная себя за минутную слабость, мучительно распрямился.
Он должен...
Он...
Он не мог вспомнить.
Капля жидкости стекала по его лицу, и он смутно подумал,плачет ли он. Или это капля мутной мерцающей жидкости, которая была здесьповсюду, смешанная с пеплом и грязью?
Кто он был? Он не знал и этого, и эта опустошенностьвызывала дрожь, совершенно непохожую на дрожь от холода.
Его рука все еще сжимала покровительственно неизвестныйобъект, и он поднял кулак и уставился на него.
Через мгновение он медленно раскрыл пальцы.
Черные волокна.
Затем капля опалесцирующей жидкости прокатилась по ладони, всередину волокон. Где она затронула их, они преобразовались. Это были волосы.Шелковый белокурый и медный волос. Весьма прекрасные.
Он снова закрыл свой кулак и прижал их к своей груди, иновая цель начала расти в нем.
Он должен идти.
Сквозь туман в голове ясная картина о своей цели все-такисложилась в его голове. Он волочил ноги вперед через пепел и грязь, к похожейна замок сторожке с высокими шпилями и тяжелой черной дверью, которая, онкак-то знал это, будет там.
Глава 11
Елена повесила телефонную трубку. Она и Бонни обсуждали все,что происходит, от таинственного появления имён Селии и Мередит до предстоящеготанцевального концерта Маргарет. Но она не была в состоянии вести то, что онаобычно называла разговором.
Она вздохнула. Через какое-то время она ощутила под матрасоми вытащила свой дневник в бархатной обложке.
Дорогой дневник,
сегодня днем я разговаривала с Калебом Смолвудом на лужайкеперед моим домом. Я едва знаю его, но я чувствую внутреннюю связь с ним. Ялюблю Бонни и Мередит больше жизни, но они понятия не имеют, что такое -потерять своих родителей, и это отдаляет меня от них.
Я вижу себя в Калебе. Он такой красивый и кажется такимбеззаботным. Я уверена, что большинство людей думают, что его жизнь идеальна. Язнаю, что это как будто притворяться, что вы вместе, даже когда вы разошлись.Это может быть самый одинокий человек в мире. Я надеюсь, что у него есть друг,на которого он может опереться, как у меня Бонни или Мередит.
Самое странное произошло, пока мы разговаривали. Воронполетел прямо на нас. Это был большой ворон, самый крупный из тех, что якогда-либо видела, с радужными черными перьями, которые блистали насолнце, и согромными крючковатыми клювом и когтями. Возможно это был, тот самый, которыйпоявился на моем подоконнике вчера утром, но я не была уверена. Кто можетотличить воронов друг от друга?
И, конечно же, оба ворона напомнили мне Дэймона, которыйнаблюдал за мной, в облике ворона, прежде чем мы познакомились.
Что странно - нелепо, на самом деле - это рассветающеечувство надежды, родившееся глубоко внутри меня. Что если, я продолжаю думать,что если, каким-то образом Дэймон всё же не умер?
И затем надежда рушится, потому что он мертв, а мне нуженэтот парень. Если я хочу оставаться сильной. Я не могу лгать себе. Я не могусочинять волшебные сказки, где благородный вампир не умирает, где правилаизменяются, потому что это тот, кто мне дорог.
Но эта надежда подкрадывается незаметно ко мне снова: чтоесли?
Было бы слишком жестоко сказать что-нибудь о вороне Стефану.Горе изменило его. Иногда, когда он молчит, я ловлю странный взгляд его зелёныхглаз, как будто там кто-то, кого я не знаю. И я знаю, что он думает о Дэймоне,эти мысли уносят его туда, куда я больше не могу последовать .
Я думала, что я могу сказать, Бонни о вороне. Она заботиласьо Дэймоне, и она не станет смеяться над моим сомнением, возможно ли, чтокаким-то образом он мог бы до сих пор, в какой-то форме, быть живым. Не послетого, как она предложила то же самое сегодня. В последнюю минуту, всё-таки, яне смогла поговорить с ней об этом.
Я знаю почему, и это паршивая, эгоистичная, глупая причина:я ревную Бонни. Потому что Дэймон спас ей жизнь.
Ужасно, правда?
Вот такая штука: долгое время из миллионов людей существовалтолько один человек, о котором заботился Дэймон.
Единственный. И этим человеком была я. Все остальные моглиидти к черту, настолько это его не интересовало. Он с трудом запомнил именамоих друзей.
Но что-то изменилось между Дэймоном и Бонни, возможно, когдаони остались одни в Темном измерении вместе, возможно раньше. Она всегда быланемного влюблена в него, когда он не был жестоким, но потом он начал обращатьвнимание на свою маленькую красную птичку. Он присматривал за ней. Он был неженс ней.
И, когда она была в опасности, он действовал, чтобы спастиее, ни секунды не задумываясь о том, сколько это будет стоить ему.
Так что я ревную. Потому что Дэймон спас жизнь Бонни.
Я ужасный человек. Но, потому что я такая ужасная, я не хочуделиться ничем о Дэймоне с Бонни, даже моими мыслями о вороне. Я хочу сохранитьчастичку его только для себя.